Шульман: Лежу на полу "отстойника", а через дорогу идёт мой аншлаговый проект

Шульман: Ляжу на падлозе “адстойніка”, а праз дарогу ідзе мой аншлагавы праект

Справка Еврорадио: Геннадий Шульман — продюсер, директор продюсерского центра "Класс-Клуб ДК". Обладатель лицензии на концертно-гастрольную деятельность в Беларуси №1. В 2009 году был арестован по подозрению в крупном мошенничестве. 1 декабря 2010 года суд Советского района Минска приговорил Шульмана за "овладение чужим имуществом путём обмана в особо крупном размере" на 6 лет с отбыванием в колонии усиленного режима с конфискацией имущества. Сумму нанесённого Шульманом ущерба суд оценил почти в 162 тысячи долларов.

Люди, которые одолжили мне деньги, даже не знали, что я их частями, но отдаю

 

Еврорадио: Казалось, что на момент задержания Вы если и не были долларовом миллионером, то крепко стояли на ногах. И вдруг мошенничество в крупном размере! Проще говоря, кинули кого-то на деньги. Действительно, было "кидалово" или таким образом кто-то пытался "отжать" бизнес?

Геннадий Шульман: С тех пор прошло шесть лет и два месяца, но у меня до сих пор нет ответа на этот вопрос: я и сам не понимаю, что произошло. Здесь могло одно наложиться на другое: желание "отжать" и заявление, которое написал на меня и отнёс в милицию мой теперь уже бывший друг. Так звёзды сложились.

Еврорадио: Но объясните ситуацию с одолженными у друга деньгами: деньги Вы, я так понимаю, брали, но что дальше — ему, возможно, жить было не за что, а Вы долг не отдавали?

Геннадий Шульман: Деньги это были частично его — остальное ему для меня дали под проценты другие люди. Этот факт он отрицал в суде. Более того, я объяснил, что не могу отдать всю сумму сразу, а могу частями. И отдавал по пять тысяч ежемесячно. Но он эти деньги забирал себе и тем людям, у которых он брал деньги для меня, он ничего не говорил — они даже не знали, что я отдаю деньги. У него была цель, не сводить нас вместе. Потому что если они узнают, что я постепенно отдаю, то вопросы будут не ко мне, а к нему. И только во время суда люди эти узнали, что я отдавал деньги, у меня были соответствующие расписки.

Еврорадио: И что, в этот момент у тех людей не возникло вопросов к этому "другу"?

Геннадий Шульман: Возможно, и возникли, но я об этом не знаю. Я был за решёткой, сначала на "Володарке", потом в лагере, и всё это уже было без меня. Жена мне рассказала, что один из тех людей, после того, как они в результате суда узнали правду, позвонил ей, извинился и сказал, что они ничего не знали о ситуации. Но вернуть ничего назад было невозможно: заявление не забирается, я сижу уже год, и со мной что-то нужно делать.

Еврорадио: Если не отбрасывать версию о попытке таким образом "отжать" бизнес, то кто этого мог хотеть?

Геннадий Шульман: Не хочу углубляться в эту тему. С одной стороны, ты и сам, без меня можешь ответить на этот вопрос. С другой — "отжима" как такового не было. Сегодня рынок по организации концертов до такой степени анархичный и несбалансированный, что я думал, хуже, чем было до моих приключений, уже не будет. Оказалось — будет и есть! Безусловно, есть определённые фавориты, мои бывшие компаньоны, но всё равно в концертной сфере у нас всё происходит очень хаотично и нецивилизованно. Ты посмотри на афишу марта: столько запланированных рок-концертов город, даже больший, чем в Минск, не переварит. Понятно, что март — концертный месяц, что он "сладкий", но поверь, он не будет сладким ни для кого!

Еврорадио: Как в творческой среде "звезды", с которыми Вы работали, отнеслись к Вашему заключению?

Геннадий Шульман: Не знаю... Думаю, нормально. Здесь же так: от суммы и от тюрьмы... Ты не поверишь, как легко каждый из нас может оказаться по ту сторону тюремных ворот. Я просто это тебе к сведению. Потому что вы непуганые. Не обязательно даже, чтобы было так, как случилось со мной. Ситуация может возникнуть любая. Едешь трезвый на машине, занесло, кого-то сбил — и у тебя пять лет. Ты идёшь с девушкой, и компания каких-нибудь уродов начинает вас оскорблять. Ты делаешь то, что должен делать мужчина, а кто-то падает головой о бордюр и погибает. И с такими я сидел тоже.

Еврорадио: У Вас было много знакомых бизнесменов, неужели никто из них не предложил помощь?

Геннадий Шульман: Во-первых, никто не обязан. Во-вторых, здесь очень чётко сработал один из постулатов Христа: "И ближние станут дальними, а дальние — ближними". Те, кто казался близким, с кем дружили — никто не откликнулся. А откликнулись, нашлись и стали поддерживать мою жену те люди, которых я не видел лет 10-15.

 

Лежу на грязном полу "отстойника", а через дорогу в Русском театре у меня идёт Гришковец — мой аншлаговый проект

 

Еврорадио: Как Вы сами себя чувствовали в тюремной камере?

Геннадий Шульман: Отлично! Вообще шикарно! Единственное, на Окрестина подушек не дают, а тык бы и вообще всё было здорово. Поэтому приходилось наливать воду в двухлитровые пластиковые бутылки и класть под матрац (смеётся). Ну, а что нет возможности душ принять, других бытовых условий, которые в обычной жизни даже не замечаются, то с этим со временем миришься, привыкаешь. Я не знаю, откуда берутся резервы. Но откуда-то пришёл покой. Знаешь, у меня была такая странная ситуация ... Из изолятора временного содержания меня привезли на "Володарку" и там я три дня находился в "отстойнике". И вот лежу я на ужасно грязном полу "отстойника", а через дорогу в Русском театре у меня идёт Гришковец — мой спектакль, мой аншлаговый проект. Здесь был момент какой-то фантасмагории: "крыша" не съезжала, но странно: я уже лежу на этом грязном полу, пытаюсь найти удобную позу, чтобы хоть немного поспать, а там, через решётку и дорогу у меня Гришковец. Крейзи ситуация, согласись. А так... ничего чувствовал себя.

Еврорадио: Что за люди были рядом с тобой в камере?

Геннадий Шульман: Первое время я был в обычной "хате", где было очень много слегка обезумевшей молодёжи: наркоманы, убийцы, грабители, воры. Она была больше похожа на "пресс-хаты". И там больше таких "легковесов", как я, не было.

Еврорадио: Как эти люди относились к сокамернику-интеллигенту?

Геннадий Шульман: Сложно было с такими парнями. Но твой интеллект и твоя природа тебя спасают, так как начинает срабатывать один из основных инстинктов — самосохранение. И ты выставляешь какие-то заслонки, блоки ... Хотя, иногда пробивались эти блоки, и было очень непросто. Тем не менее, всё там было относительно спокойно. Единственное, мне, как человеку взрослому, надоело это движение целые сутки в камере, чисто физически и психологически от этого устаёшь, и я попросил перевести в камеру к более взрослым людям — в нормальные, спокойные условия к взрослым дядькам.

 

Одно из самых страшных испытаний для интеллигентного человека за решёткой — вынужденное общение

 

Еврорадио: На этих этапах, задержание-изолятор-Володарка-лагерь — что было самым сложным морально, психологически, физически?

Геннадий Шульман: Скажу фразой из романа Достоевского "Записки из мёртвого дома", когда Достоевский говорит о своей каторге, как он проводил время: "Одно из самых страшных испытаний для интеллигентного человека — это вынужденное общение". С этими словами согласны все, кто сидит по экономическим статьям, те взрослые, интеллигентные люди, попавшие в такие сложные условия. Тяжело, когда ты вынужден общаться с такими людьми, с которыми бы ты никогда не столкнулся, если бы не попал в такую ситуацию. Общаться с маргинальной частью нашего общества очень не просто. Ведь это сложные люди... С воспитанием проблемы, с интеллектом проблемы, с образованием проблемы. И проблемы до такой степени запущенные, связанные с проживанием в неблагополучных семьях... Я ограничивал общение с ними такими темами как: "Передай хлеб" в столовой или "Кофе есть у тебя? Есть — бери ". Или какие-то темы чисто по работе. А что касается быта, то я выбрал не самый простой, но, как теперь понимаю, самый правильный путь, который в лагере называется "один на льдине". Это когда ты стараешься никому не навредить и живёшь один, никого к себе не подпуская. Я пытался в начале с кем-то общаться, потому что понятно, что нужно тебе уже здесь обживаться и приживаться... Люди там "сбиваются" в "семьи", объединяются, чтобы легче было выживать: кто-то покупает еду, кто-то готовит, и так компанией в 3-4 человека легче выживать. Я попробовал, посмотрел, и мне это не подошло. Не потому, что я такой конфликтный... Один хочет это, а другой — другое, у каждого свой график работы, я ем это и не ем другое — здесь много разной фигни... И через 2-3 месяца я выбрал форму "один на льдине" — ни от кого не зависел, но если могу кому чем помочь, кофе там дать или сигарет, помогу. За годы лагеря я подружился с двумя или тремя людьми. Простые люди, которые тянут свою долю, живут там никому не мешая, помогая по возможности другим, читают книжки, любят семью и детей. Просто нормальные люди, которые волей судьбы оказались за решёткой.

Еврорадио: Интересуются ли там люди политикой, выборами?

Геннадий Шульман: Там очень аполитичны и идеологически безразличны люди. По телевизору смотрятся только развлекательные передачи и, может, музыкальные каналы, сериалы, спорт, безусловно.

Еврорадио: Какие у Вас были отношения с администрацией лагеря?

Геннадий Шульман: Нормальные. Если не предъявлять серьёзных требований, сильно не стучать кулаками в грудь и не требовать чего-то такого, то более-менее отношения складываются, ничего. Мне и таким, как я было просто. В принципе, мы же не асоциальные люди, и если для кого-то из потомственных зэков выполнить какую-то установку администрации является постыдным, то для обычного человека в этом ничего сложного или предосудительного нет. Понятно, что сегодня ты ограничен во всём, и что здесь дёргаться, если так положено по режиму? Если ты не выпячиваешь себя, если ты не медийный человек, то кому ты нужен, кто будет специально к тебе на пустом месте цепляться?

Еврорадио: О медийности: о Вас же тоже в первое время много писали. Это помогало или мешало?

Геннадий Шульман: Мешало. Я сначала думал, что будет помогать, но потом... В тюрьме и в лагере у каждого своя проблема, и проблемы эти в тысячу раз больше моей. Вот, к примеру, я получил свои шесть лет и их тяну. А у кого-пятнадцать лет, а у кого-то — двадцать. А у кого-то перспектива получить пожизненное или ещё хуже. Свои проблемы у каждого в голове и чихать он хотел на твою проблему. Думал, у меня будут о звёздах расспрашивать, которых я много знаю, — чихать хотели на это все! Наоборот, это было на минус: пришёл человек из шоу-биза, и для тех людей, которые не знают настоящей ситуации в белорусском шоу-бизе, человек, который зашёл в камеру — безусловный миллионер! С него что-то нужно заполучить. И то, что я якобы богатый, меня преследовало все эти шесть лет. Хорошо, что есть чувство юмора и на просьбу финансово помочь отшучивался: "Бог поможет" или "Мне бы кто помог". Нужно для начала поставить себя нормально, тогда они понимают, что с тебя как с гуся вода, и перекидываются на того, кто немного слабее.

Еврорадио: Было такое: если не убьют, то тумаков надают хорошо?

Геннадий Шульман: Нет. В лагере вообще гораздо легче, чем в тюрьме. Там немного больше пространства. Это в тюрьме ты постоянно нос к носу с двадцатью людьми разных характеров. И случается, что на пустом месте "заискрит". Но странная вещь: у тебя нет склероза, но на следующий день ты не можешь вспомнить, почему и с какой стати у тебя "заискрило".

 

В лагере культ силы, культ спорта, культ железа

 

Еврорадио: Знаю, что и при Вашей позиции не искать конфликтов с администрацией, такой конфликт был. Причём, когда Вы уже были на "химии"...

Геннадий Шульман: Забавная была ситуация. Я был ещё на поселении и пришёл на суд, так как комиссия администрации вынесла решение о моей замене. Разбирательство завершилось и судья сказал: "С сегодняшнего дня вы свободны". И я так был рад, что через несколько дней я дал интервью, что не понравилось администрации "химии". По их словам, я не свободен до такой степени, чтобы самостоятельно решать: давать мне интервью или нет. Я с ними в этом не согласился, тем более, я ничего не сказал такого, что бы не соответствовало нашему законодательству. Сказал какие-то спокойные вещи, которыми никому плохо не сделал. Но, тем не менее, это вызвало большой резонанс и меня перевели на "дальние рубежи" — в Мстиславль. Понимаешь, когда ко мне приехали из Департамента исполнения наказаний, я спросил: "А что я — этого делать нельзя?". Мне ответили: "Можно, но зачем вы это сделали?" В ШИЗО меня за это не посадили, нарушение не повесили — значит, можно. Но нельзя!

Еврорадио: Слышал жалобы на питание...

Геннадий Шульман: Разумеется, хотелось бы, чтобы лучше кормили, но я человек ровный и мне эта жёсткая диета даже на пользу пошла. Не смотри так — я не выпендриваюсь! Да, очень сложно было в тюрьме. Нет, местную баланду там не ел никто — мы же в Минске были и нам всегда либо посылки приносили, либо деньги забрасывали. Там было очень плохо по физическому климату, очень сложная, как бы это сказать... экологическая обстановка. И даже дворики, куда должны водить раз в день, не спасают. Потому что дворики маленькие, а в камере народу много. Выходить и топтаться, как кони, нет никакого смысла. И я почти не ходил. Поэтому когда я приехал в лагерь и начал ходить, выяснилось, что у меня защемлены какие-то важные для ходьбы штуки (на Володарке Геннадий Шульман просидел 18 месяцев, — Еврорадио). Понадобился год походов и пробежек на стадионе, чтобы начать нормально функционировать. Там, естественно, культ силы, культ спорта, культ железа — подавляющее большинство занимается. Как в фильмах про американские тюрьмы. Только в американских фильмах у зэков тренажёры немного лучше. Хотя, не везде — есть у нас лагеря, где тренажёры очень хорошие. Так что, где лучше спортоборудование, где хуже, но этот культ силы есть у нас — везде баскетбол и железо. Так что, я не мерялся по освобождению ни с кем силами, чтобы проверить, поздоровел ли, но чувствую себя очень хорошо.

 

Всегда лучше говорить правду — людям очень важно, чтобы их не "разводили" и не обманывали

 

Еврорадио: Подведите итог: каким образом интеллигентному человеку выжить за решёткой? Чего то ни в коем случае нельзя говорить?

Геннадий Шульман: Быть собой и не врать. Просто говорить всегда правду любому — это я для себя вынес. Это то, в чём раньше сомневался. Раньше я считал, что иногда можно немного обмануть или не полную правду сказать для чьей пользы. На самом деле - нет. Просто потом могут возникнуть ситуации, когда из тебя спросят: "А почему получилось так?" Поэтому всегда лучше говорить правду, так как в итоге сам в этой лжи запутаешься и окажешься в ситуации, после которой тебя перестанут уважать. Или перестанут на тебя обращать внимание, как на достойного человека. Я это еще в тюрьме понял. Лучше сразу сказать, что это ты "накасячыв" - все можно исправить. А там людям очень важно, чтобы их не "разводили" и не обманывали. Да, везде это важно, не только там. А насчёт, чего нельзя говорить... ну, к примеру, нельзя людям говорить "пид...ас". За это бьют сразу, без разговоров. А если ты не ударил — значит, ты признал. Возможно, это условности, возможно, глупость и эта ситуация может повлечь за собой для того, кто ударил, ШИЗО или ещё что, но без этого никак. Поэтому "следи за базаром". Одно слово, и тебе могут до конца срока не простить.

Еврорадио: Самые неожиданные Ваши посетители?

Геннадий Шульман: Я был на "химии" в Минске, и ко мне приехал Александр Тиханович. Это было странно, потому что мы никогда не были близкими друзьями. И так он приезжал несколько раз, пока однажды не предложил мне после освобождения идти директором в его продюсерский центр. И отказываться от такого предложения человеку в моей ситуации было бы просто глупостью.

                 Геннадий Шульман и Александр Тиханович

Еврорадио: До этого предложения думали, что будете делать по освобождении?

Геннадий Шульман: Понятно! И каждый начинает об этом думать за какое-то время до освобождения. И получается очень печальная картина: работать некуда идти, у многих дома нет. Представляешь, люди отсидели по 15-20 лет? Семья тебя давно оставила, мать за эти годы умерла, и ты один — ни родственников, ни работы, ни жилья. Мне было проще: если я из лагеря на поселение приехал, мне позвонил друг из Москвы и предложил работать у него. Он, кстати, сына моего к себе забрал ещё в 2010 году. И поэтому у меня варианты были: либо поехать в Москву, либо снова начать в Минске свой бизнес и потихоньку влезать в белорусский шоу-биз. Мне эта работа нравится и у меня она, как мне кажется, получалась.

Еврорадио: Не возникло желание бросить работу, которая привела за решётку?

Геннадий Шульман: В начале я дал себе слово: никогда не вернусь в этот шоу-бизнес! Буду лучше строительством каким заниматься! Но чем ближе к "звонку", тем больше мыслей: "Это, всё же, моё".

Еврорадио: Чем отличается Геннадий Шульман до тюрьмы от Геннадия Шульмана сегодняшнего?

Геннадий Шульман: Возможно, стал немного добрее, более терпеливым к людям. До этих приключений у меня было такое: если меня кто-то не понимает, то я начинаю злиться и конфликтовать с человеком. А теперь мне это до такой степени "по барабану"! Я более спокойный стал. А ещё там меня научили "следить за базаром". И если ты говоришь какие-то слова, которые не должен мужчина говорить, то ты должен за это "отгрести".

Фото Еврорадио и из архива Геннадия Шульмана

Последние новости

Главное

Выбор редакции