Виктор Мартинович: «Я бы хотел, чтобы меня перевел Сергей Жадан»

Белорусский писатель Виктор Мартинович представил в европейском турне немецкий перевод своего романа «Мова». Это антиутопия, роман-предупреждение о том, что может случиться с белорусским языком под давлением русского. Действие происходит в Минске будущего — в границах Российско-Китайской империи, в которой белорусский язык запрещен. Белорусские тексты, мова — по сюжету это сильнодействующий наркотик, который распространяют нелегально. В интервью "Громадскому на русском" Виктор Мартинович рассказал, почему выбрал именно такую метафору.

 

Как вообще возникла идея описать язык как наркотик?

- Было интервью нашей известной молодой поэтессы Марии Мартысевич, которая сказала, что, работая с белорусской литературой, мы ведем себя как контрабандисты. Мы печатаем её за рубежом, мы провозим её через границу, трясясь, чтобы не нашли. И потом мы её распространяем среди тех людей, которые знают, где искать. Все это похоже не на классическую аудиторию литературы, а на какой-то клуб по интересам, мягко говоря. Я решил взять эту метафору за основу и решил развить её, говоря о мове.

А если говорить не о способе доставки, а о воздействии «вещества» (или языка) как наркотика. Как действует на жителей современной Беларуси белорусский язык в разных его проявлениях?

- Наша ситуация уникальна, потому что мы имеем практически запрещенный, практически выдавленный язык, который генетически в нас еще звучит. Мы первое поколение, потерявшее язык. 50 лет назад на белорусском языке говорили все. Соответственно, как мне кажется, те люди, которые читают белорусскую литературу, узнают себя в детстве, и это очень интересно. Они читают белорусскую мову и вспоминаю свое прошлое — и что-то резонирует. И характер этого резонанса вполне нормальный. Это взаимодействие человека и языка, а не человека и текста.

То есть это действительно погружает людей в несколько иное состояние?

- Любая литература, фильм или игра погружают человека в несколько иное состояние, несколько преображают реальность. Мы есть язык. Когда мы говорим о языке – это очень сильный наркотик. Гораздо сильнее, чем любимый сериал «Игра престолов» или игра «World of tаnks».

Вы говорите, что все это похоже на контрабандные перевозки и доставки языка, но он официально не запрещен. Почему так происходит?

-   Понимаете, сейчас действительно он официально не запрещен и даже пропагандируется. Даже я стал обласканным писателем. С моими книгами не воюют в государственных книжных. Но это лишь последнее время. Мне кажется, что власть использует язык как границу, чтобы отделиться от российской культуры, понимая, что эта культура ведет себя по-разному. До этого было по-другому, до этого с языком боролись.

А сейчас как? Он воспринимается как дань моде? Или какая-то этнографическая фишка?

- Было несколько стадий принятия языка поколением, которое успело его забыть. Первая – протестная стадия, когда язык был маркером того, что ты из оппозиции и против Лукашенко. Это была стадия, когда тебя после митинга за язык могли задержать. Потом это сменилось новой волной, когда белорусский язык молодежь начала использовать как моду. У тебя есть кроссовочки, узенькие джинсики, дизайнерская майка и вот еще белорусская мова – ты модный. Но, как и любая мода, она быстра схлынула. И появилась третья волна – люди, которые хотят везде, в том числе путешествуя по миру, выделиться. Так каталонец, например, всегда будет говорить на каталонском и выпячивать свою каталонскую идентичность.

Почему вы опасаетесь, что эта мода пройдет? Может, она перейдет в обыденность, и белорусский язык будет расширять свои границы?

- Третья стадия принятия — это не мода, а поколенческое изменение, и мы видим это по тиражам белорусской литературы. У меня в случае с романом «Мова» было продано 4 тиража на белорусском языке. Всегда русский язык в этой стране читался больше, чем белорусский. Русский перевод мы напечатали в 500 экземплярах и не смогли их продать за месяц! То есть они какое-то время даже «висели» в магазинах.

Ваш роман — это антиутопия, как бы предупреждение, что может случиться с языком через 50 лет…

- Что могло бы случится! Роман – это скорее не антиутопия, а предупреждение. Попытка повлиять на историю. Попытка создать мощный текст, который поможет языку вырулить и этому будущему никогда не наступить.

Какие сейчас главные сигналы опасности для белорусского языка?

- Главным сигналом является то, что в университетах не осталось белорусскоязычных профессоров, которые могли бы язык вернуть в науку, например. В администрации культурной не осталось белорусскоязычных менеджеров, которые могли бы вернуть язык на сцену, кино и так далее. Кроме того, есть такая инерция. Человек, который писал на белорусском языке 5-6 лет назад, воспринимается все еще с теми старыми маркерами, с маркерами оппозиционности. И это смешно. Все это будет преодолено, если Беларусь сохранит свою государственность дольше чем на 25-30 лет.

А идеология — это угроза? Я имею в виду обилие симпатизантов «русского мира».

- Александр Лукашенко за 20 предшествующих и до нулевых лет построил прекрасное «советское государство». Здесь все так, как будто Советский Союз никогда не разваливался. Белорусский язык воспринимался им как угроза этому проекту. Как нечто, что диссонировало с ним. Как нечто, что с консервативными ценностями переплеталось. Ему потребовалось какое-то время. Мне кажется, что он еще не полностью победил эту фобию, диссонирующую с языком советского. Сам советский проект активно сейчас подходит к концу. Введение налога на тунеядство, повышение пенсионного возраста, отмена льгот для пенсионеров и прочее – это свидетельства того, что милой нашему сердцу Беларуси скоро может не стать.

Вы можете себе представить Лукашенко, полностью перешедшего на белорусский?

- Да, легко.

Есть в Беларуси популяризаторы языка?

- Вы разговариваете с одним из них. Я являюсь частью большой кампании, которая называется «Будзьма беларусами». Это как раз острие культурного копья. Все это происходит в тесном сотрудничестве с местными органами власти по возвращению истинных героев на улицы. Языка на улицы. Возвращение языка происходит благодаря этой кампании и многих-многих топовых культурных акторов: музыкантов, художников и поэтов.

На какие языки вы бы еще хотели перевести вашу книгу?

- Я бы очень хотел увидеть украинский перевод. Я бы очень хотел, чтобы меня перевел Сергей Жадан, мой любимый украинский поэт, наряду с Андруховичем. Я прочитал все произведения Жадана, его стиль и видение мира очень созвучны с моим.