Грушевой: Генетические последствия Чернобыля со временем только выросли

Еврорадио: После катастрофы прошло 27 лет, этой трагедией мы жили первые годы, а теперь как-то забыли о ней. с какими последствиями катастрофы мы сталкиваемся сегодня?

Геннадий Грушевой: Конечно, 27 лет — это большое время, тем не менее Чернобыль
— это не та катастрофа, которая проходит за годы. Когда ученые впервые столкнулись с этой проблемой, они говорили о том, что последствия будут ощутимыми еще столетие. Я бы назвал три самых основных проблемы, с которыми мы сегодня столкнулись: во-первых, это состояние здоровья белорусского народа: оно ухудшается, статистика отражает этот процесс. Причем речь идет не только об онкологических заболеваниях, но и о более широком спектре. Ведь радиация влияет на ухудшение работы имунной системы. Наиболее опасная вещь — это состояние здоровья детей, второго, скоро будет уже третьего поколения, тех, кто во время катастрофы находился в непосредственной близости от станции или в тех местах, куда выпадали радиационные осадки. Есть несколько клиник, я когда-то с ними сотрудничал, и мы вели статистику по заболеваниям чернобыльских детей. Так вот, они в разы больше болели, чем другие дети, самыми разными заболеваниями. К сожалению, сегодня эта информация снова засекречена. И теперь это основная проблема — отсутствие информации по состоянию здоровья населения.

Еврорадио: Изменилось ли влияние радиации спустя 27 лет? Может, оно уменьшилось?

Геннадий Грушевой: Если мы говорим о генетических последствиях, то они не могут уменьшиться, здесь надо говорить об увеличении. Но если мы говорим о людях, которые живут на территории, где кюри было по 5-10, то действительно в настоящее время уровень радиации за последние годы снизился, но не исчез. Это распад цезия — 24 года, но еще есть стронций, А он распадается 90 лет, есть плутоний, а это 2000 лет распада, есть еще более 20 радионуклидов.

Еврорадио: В 2007 году отменили льготы чернобыльцам, и ликвидаторы сегодня также ни копейки не получают. Государство продемонстрировало этим, что проблемы для него не существует, и белорусам не на кого надеяться. В такой ситуации как возможно помогать пострадавшим от катастрофы? А пострадали, можно сказать, мы всем обществом, потому что продолжаем жить на загрязненных территориях.

Геннадий Грушевой: Сегодня возможности помогать пострадавшим от аварии на Чернобыльской АЭС очень узкие. Когда раньше я занимался благотворительными программами, мы имели непосредственный выход на этих людей, мы имели возможность получать объективную информацию о состоянии здоровья, об их проблемах на региональном уровне: в тех деревнях и селах, где они живут. Последние 10 лет мы не можем ни получить информацию, ни что-либо сделать для людей, нас туда просто не пускают.

Еврорадио: Если нет никакой государственной политики, может, стоит разработать какую-то общественную политику или ряд общественных кампаний?

Геннадий Грушевой: Очень тяжело сориентироваться, где нужна помощь, до каких конкретно людей надо дойти. Первое, что мы сделали в 1988-1989 годах, когда мы начинали деятельность, — это получение объективной информации. Сейчас мы сталкиваемся с тем же, надо искать пути для получения объективной информации, иначе строить заново систему помощи обществу не получится.

Еврорадио: Мы продолжаем питаться загрязненными продуктами, земли в Гомельской области используются для выращивания культур — можно ли этому как-то противостоять?

Геннадий Грушевой: Противостоять этому возможно, когда владеешь информацией. Сегодня население не получает таких объективных сведений по состоянию загрязненности и земель и продуктов. Власть ведет такую политику, согласно которой белорусы не живут, а существуют, и не задаются вопросом о загрязненности территорий и потребляемых продуктов. Эта политика продолжается с советских времен, чтобы народ меньше задавал вопросов власти. И, конечно, вопрос Чернобыля — острый вопрос, который власти мешает.

Еврорадио: Выезжают ли сейчас дети на оздоровление по чернобыльским программам?

Геннадий Грушевой: Выезжают дети на оздоровление за границу, но не так массово, как когда-то. Если в начале 1990-х мы говорили о десятках тысяч (40-50 тысяч детей в год), то теперь в лучшем случае говорим о сотнях. Потому что с 1997 года власть только и делала, что чинила различные препоны для такой деятельности. Чтобы эта деятельность не только была под контролем государства, но и полностью зависела от него. Когда общественные организации пытаются говорить правду об угрозе радиации, когда они объясняют людям, где государство недорабатывает, то тогда деятельность негосударственных организаций государством нивелируется. Как в таких условиях сочетать общественную активность и эффективные программы, которые вести без государства фактически невозможно?

Специально для правозащитной программы "Кардиограмма".