“А не умер ли он?” Как мы неделю повсюду искали Виктора Бабарико

“Почему нам ничего не говорят? Может быть, Виктор Бабарико умер?” Уже 61 день тысячи белорусов задаются одним и тем же вопросом: куда делся экс-претендент в кандидаты в президенты после того, как его увезли из колонии в больницу? В штабе политика об этом ничего не знают, информация о месте нахождения осужденного и состоянии его здоровья скрывается даже от самых близких родственников.

— В разные места периодически звонят и спрашивают. Ничего толкового, одни отписки, — говорят в штабе.

По закону люди имеют право знать, как себя чувствуют их родные, даже если они заключённые. Тем более — узнавать первыми, если те внезапно умирают.

От имени частного лица журналист Еврорадио в течение недели обзванивает различные больницы, колонию и другие государственные учреждения, где теоретически Виктор Дмитриевич мог бы оказаться. Как минимум служащие этих ведомств могли бы повлиять на то, чтобы людям наконец-то сказали правду.

“Я думаю, что в Google много будут писать”

Страшный вопрос о смерти с надеждой получить на него отрицательный ответ я задаю прямо в лоб и начинаю с работника колонии №1 в Новополоцке, где политик отбывал свой срок. Известно, что здесь за общение с ним других заключённых штрафовали и отправляли в ШИЗО, а политзаключённого Игоря Лосика так вообще довели до попытки самоубийства.

— Здравствуйте, правда, что Виктор Бабарико умер в вашей колонии?

— На такие вопросы я не отвечаю, извините. Всего доброго.

— Что с ним происходит? Почему нет никакой информации? Это же ненормально, я по-человечески спрашиваю.

— Я вам по-человечески и ответил: на эти вопросы я не отвечаю.

— Вы можете сказать: он в колонии? Он жив или мёртв? Хотя бы так?..

— Даже “хотя бы так” я ответить не могу.

— Почему? Это же не тайна — просто сказать: человек умер или нет.

— Я вам не могу давать информацию, которая касается осужденных. Вот в чём дело.

— Близкие люди имеют право знать!

— А вы близкие люди?

— Да.

— Я понял. В общем, на такие вопросы я ответить не могу.

— Скажите, а к кому я могу обратиться? Кто может ответить?

— Я думаю, что в Google много будут писать…

— В смысле, “в Google”? В Google никто ничего не пишет. Я хочу знать, кто может ответить мне на мой вопрос?

— Точно не сюда. Я думаю, есть смысл позвонить близким родственникам. Может, они вам расскажут…

— Так не знают…

— И близкие родственники ничего не знают?

— Нет.

— Я понял. Извините, всего доброго, до свидания. 

Когда нам ничего не говорят о местонахождении наших заключённых родственников, мы начинаем обзванивать медицинские учреждения и морги. Урок, усвоенный за последние десятилетия, приводит меня в Витебскую областную клиническую больницу, затем — в психиатрическую, куда меня перенаправили, следом — в президентскую и, наконец, в госпиталь КГБ.  

“Родным всегда должны сообщать!”

— Это правда, что в вашей больнице умер Виктор Бабарико?

— Не слышали… Он на кафедре работал или больной? — уточняют в Витебской областной.

— Больной.

— Мы не в курсе.

— Можно как-то узнать? Звоним по телефону, по которому выдают информацию о пациентах.

—Так у родственников уточните.

— Не знают родственники…

— Мы не должны выдавать такую информацию.

— Почему?

— Ну нельзя. А то мало ли что коснётся — пойдут жалобы.

— Родные не в курсе, поэтому и звоню. Правда, что он умер, а если нет, то как себя чувствует?

— Если родственники ничего не говорят, позвоните в отделение, в котором лежит больной. Хотя сейчас вот смотрю, что он у нас вообще не проходит. Вот, даже по-белорусски ввела инициалы.

— А к вам его привозили?

— Откуда мы знаем. Если что, нужно звонить во все больницы и уточнять, где он находится.

— Он находился в колонии и его оттуда увезли. Куда — непонятно.

— Может, на девятый километр? Там психбольница. Не может быть, чтобы родные не знали. Родным всегда должны сообщать!

Бесполезные общественные организации

На всякий случай несколько раз пытаюсь дозвониться непосредственно в КГБ и Администрацию президента, но там не отвечают ни по одному номеру. Интересно, только мне так везёт или, может быть, кто-то перекусил провода?..

Похожая ситуация с представителями различных провластных организаций из Витебской областной общественной наблюдательной комиссии при главном управлении юстиции Витебского облисполкома, которая в начале июня не обнаружила никаких нарушений в новополоцкой колонии №1. Честно говоря, вообще непонятно, зачем нам такие общественные деятели, телефоны которых нужно сутками искать в интернете. Как и непонятна деятельность Красного Креста в Беларуси, где мне сообщают, что их работа — “это организация гуманитарной поддержки”, да и то, когда есть чем помогать. 

“Близкие родственники с ним ведут переписку”

Ну что же… звоню в управление департамента исполнения наказаний МВД по Витебской области.

— Приезжайте — пишите заявление… Да я вообще сторож!

— Сторож?

— Сторож-вахтёр второго разряда!

Собеседник даёт ещё один номер, по которому мне отвечают хотя бы что-то.

— В управлении юстиции сказали, что именно к вам надо обращаться по данному вопросу.

— Да, он содержится в наших учреждениях. Но всё равно вы должны либо письменно обратиться, либо прийти на приём.

—  То есть он не умер?

—  Я не знаю.

—  Близким людям ничего не сообщают.

— Близкие родственники с ним ведут переписку.

— Правда? И никому ничего не говорят?

— Я не знаю…

На всякий случай набираю телефон службы доверия Верховного суда Беларуси, в котором Виктора Бабарико судили.

Пройдя путь, который приходится проходить многим родным белорусских политзаключённых, мне хочется спросить только об одном: в какую сумму может быть оценён моральный ущерб, если подать в суд на всех прикорытных молчунов и трусов?

Но здесь анонимные устные обращения рассматривать отказываются, как и интересоваться тем, что стало с экс-претендентом в кандидаты в презеденты Беларуси, которого именно этот суд отправил в колонию.