Транс-переход, давление и эмиграция: история белоруса Марата и его детей

Я начал узнавать, возможно ли совершить переход, и оказалось, что в Беларуси это можно сделать. Причем бесплатно. Но тем, у кого есть дети, переход сделать не получится. 

Тогда я решил, что нужно продолжать жить, у  меня появился парень, я снова вышел замуж и думал, что буду хорошей женой, родился третий ребенок. Конечно, из этого ничего не вышло. Через пару лет я подал на развод, но мы продолжили жить вместе, а затем я родил четвертого.

Чуть позже я узнал, что такого противопоказания никогда не существовало. Дорога к переходу была открыта.

“Большой шаг вперед”

Я сильно нервничал, переживал и понимал, что, если ступлю на эту дорожку, обратного пути уже не будет. Летом 2021 года я впервые пришел в РНПЦ психического здоровья поговорить с сексологом.

Врач меня внимательно выслушал, оценил, насколько это зрелое решение и есть ли основания. И согласился работать со мной дальше. Я сделал большой шаг вперед, но с другой стороны, это был шаг в бездну. 

Раз в три месяца я ходил к сексологу, посещал психолога, прошел еще кое-каких врачей и отлежал в РНПЦ психического здоровья две недели.

Я всё сделал, и оставалось посетить доцента на кафедре психиатрии, который и должен был поставить диагноз. Я пришел, и по его поведению было очень заметно, что я ему не нравлюсь, что ему противно. 

Он подписал мне нужную бумагу, но пообещал, что комиссию я точно не пройду, хоть он и допустил меня туда. [Комиссия — это процедура из двух этапов: первая комиссия дает разрешение на юридический переход (смена имени и гендерного маркера), а вторая — медицинский. — Еврорадио].

“Комиссия даёт добро”

Ожидание комиссии было очень стрессовым. С таким напряжением не сравнится ни один экзамен.

Я зашел, сажусь перед всеми членами [В состав комиссии входят специалисты из сфер здравоохранения, образования и правоохранительных органов. — Еврорадио], мне задают вопросы о том, как я решился, спрашивают про детей. В целом там было комфортно.

Спустя полчаса комиссия огласила вердикт и дала добро. Это означало, что я могу сменить паспорт с женского на мужской. Тогда это было важнее всего на свете.

С новыми документами я должен был прожить год, и, если за это время происходила успешная социализация, меня могли допустить ко второй комиссии, после которой я мог получать гормональную терапию.

Но успешная социализация в нужном гендере без гормонов невозможна, поэтому я придумал легальный обход и обратился к эндокринологу в России. Там я начал получать гормоны и принимать их. Где-то через три месяца я начал меняться и уже был похож на мужчину.

Первые трудности

Сначала я поменял свидетельство о рождении, паспорт, трудовую книжку, водительские права, все записи во всех банках, дипломы, аттестаты.

Затем нужно было поменять документы на детей. В Беларуси, согласно Кодексу о браке и семье, если в документы родителя были внесены изменения, то они автоматически вносятся и в документы детей.

Когда я пришел в ЗАГС забирать своё свидетельство о рождении, мне сразу же сказали: “Имейте в виду, документы на детей вы изменить не сможете”, — никак не объяснив причину.

Я решил обратиться в другой ЗАГС, где мои документы все-таки решились принять. Но после долгого ожидания отказались их менять, заявив мне, что “мать — это женщина, родитель, по отношению к ребенку, выполняющий соответствующие функции”. И сказали обращаться в суд.

Давление через детей
 

Только я подумал, что всё налаживается, как беда пришла откуда не ждали. Это был конец августа 2023 года, дети только приехали из лагеря.

Мне позвонили из школы и очень срочно вызвали к директору. Я подумал, что случилась какая-то катастрофа. Директриса объяснила, что на меня пришла какая-то бумага. А я ей: “Какая на меня вам могла прийти бумага? Это же не я учусь в вашей школе”.

Какой-то психолог в лагере, про которого никто ни слухом ни духом, заявил, что мои дети подвергаются дома насилию. Хотя мой старший сын, у которого аутизм, еще будучи в лагере звонил мне и жаловался, что в лагере нет психолога.

Оказалось, эта бумага пришла из управления образования. Директриса сказала, что школа обязана отреагировать, и начала в отношении нашей семьи социальное расследование. 

К нам домой начали ходить разные комиссии: из школы, из соцзащиты, исполкома, из милиции и даже из МЧС. Некоторые — по два раза.

После всех проверок назначили дату самого заседания. Я пришел в школу, сел напротив комиссии. Всем стало понятно, что никакого насилия нет, дети живут нормально, семья у нас хорошая. Казалось бы, на этом всё, но нет.

И я слышу, как директрисе что-то шепчут на ухо, она опомнилась и задает мне вопрос: “А почему вы сексолога не посещаете?” (накануне меня вызывали в РНПЦ и предъявили, что я не посещаю сексолога, хотя это не так). То есть на заседании, где идет разговор о моих детях, меня спрашивают про моего сексолога.

Мне сказали, что я должен принести справку о том, что действительно посещал сексолога, иначе моих детей поставят в СОП [социально опасное положение. — Еврорадио]. То есть с детьми все хорошо, но если я не принесу справку до конца дня, детей поставят в СОП.

Справку я, конечно,  принес, и вопрос вроде как решили.

“Комиссия специально для меня одного”

Осенью 2023 года я должен был ложиться на операцию, не связанную с переходом. И, оказывается, что пересмотр первой комиссии поставили как раз на те дни, когда я должен был находиться в больнице. Я решил, что в этот раз пропущу и пойду на зимнюю — так делать никто не запрещает.

Меня прооперировали, я отхожу после наркоза, ко мне приходит заведующий отделением хирургии и говорит: “Слушайте, что-то вами там из Минздрава интересуются, какая-то комиссия…”

Через пару дней меня выписали, и не успел я доехать до дома, как мне звонят из РНПЦ и просят приехать на визит. Я отказался, потому что просто не мог после операции физически это сделать, и мы договорились о визите через три недели.

Я приезжаю к ним, меня встречает сексологиня и говорит, что со мной хочет поговорить директор. Никаких подробностей она мне не рассказала, завела в кабинет, открывается дверь — а там комиссия: 15 человек и один сиротский стульчик для меня одного в центре зала. 

Уже в этом моменте мои права были нарушены: по закону они обязаны предупреждать заранее о месте и времени. Даже когда мы шли к кабинету, мне не сказали, куда мы идем.

Оказалось, что это была комиссия специально для меня одного. В ней даже участвовал замминистра здравоохранения. Я рассказал, что у меня всё хорошо, что моя социализация проходит успешно и так далее.

“Вы же понимаете, что мы вас не просто так сюда позвали?” — спрашивают они меня. А потом добавили, что в моём личном деле не нашли справку того самого доцента, к которому я приходил в самом начале. Но он-то в итоге её подписал, без его подписи меня бы не допустили к первой комиссии.

Потом они прицепились к тому, что я якобы скрыл факт того, что 20 лет назад лежал в РНПЦ психического здоровья (тогда у меня была попытка суицида, и мама меня отправила в “психушку”). А я говорил об этом своему сексологу, и он не видел смысла указывать то, что было 20 лет назад.

Также пытались “пришить”, что я якобы незаконно получаю гормоны, хотя у меня есть российский легальный рецепт. У нас же нет закона, который запрещает принимать лекарства, купленные в другой стране по рецепту врача!

В конце концов они посовещались и отменили решение первой комиссии. У меня был шок, я начал задавать какие-то идиотские вопросы. Мне сказали, что я должен сменить документы обратно на женские.

Они мне заявили: “Либо вы добровольно сами подписываете форму о том, что хотите поменять документы, либо через суд”. А из этого следует, что они через милицию аннулируют мой паспорт, а мои дети попадут в СОП.

В конце концов под их давлением мне пришлось подписать эти бумаги. 

Казалось, жизнь разрушена.

Бюрократический ад

На следующий день я немного пришел в себя и решил искать юриста. Мне посоветовали обратиться в одну организацию, где мне попалась очень хорошая юристка. Она помогла составить заявление на отзыв бумаг, которые я подписал на комиссии.

Позже мы написали жалобы в Минздрав, откуда пришел ответ, что я не могу добровольно отозвать свою подпись, поскольку комиссия уже состоялась.

Мы пошли дальше. Писали в совет депутатов, Палату представителей, но все они рекомендовали опять обращаться в Минздрав.

Ну и в итоге я обратился в прокуратуру насчет нарушения моих прав. И они тоже перенаправили жалобу в Минздрав.

Инстанции закончились, Минздрав прислал ответ, что решение не изменится, и порекомендовал обратиться в суд.

Понятное дело, суд сказал бы мне то же самое. А адвокаты, к которым я обращался, отказывались браться за это дело.

Учитывая реалии в Беларуси, мы сошлись на том, что надо собирать чемодан и уезжать.

“Первый белорус с французской гуманитарной визой”

Благо, нашлись люди и организации, которые помогли получить визу. Я был первым белорусом, который получил французскую гуманитарную визу.

Одна организация помогла мне оплатить билеты на самолет, родители влезли в долги и оплатили трансфер до Вильнюса и по Франции. 

Я вместе со всеми своими детьми сел в автобус и уехал. Практически сутки были в дороге: автобус, самолет, автобус, поезд. Самое главное, что мы оказались здесь.

Как рассказывал Марат сайту инициативы TGHouse, Франция приняла семью хорошо. Они живут в небольшом городке, дети ходят в школу, и проблем с адаптацией практически нет.