“За улыбку меня немного избили”. 15 суток на Окрестина за антивоенный протест
Духота и давка. Об этом рассказывают беженцы из Украины. Они спасаются от войны в переполненных поездах: 300 человек в вагоне, рассчитанном на 50 мест.
Духота и давка. Об этом рассказывают участники антивоенных митингов в Беларуси. Только за намерение поучаствовать в таком митинге Александра (имя изменено) закрыли в шестиместной камере, где "на пике" было около 40 человек. Он говорит — "насильно погрузили в своеобразную игру в кальмара".
Если ты спасаешься от войны, если ты выходишь против войны, если не хочешь войны — тебя ждут духота и давка.
“Самый быстрый протест”
Утром 24 февраля Александру начали звонить друзья и родственники из России. Они знали, что в августе 2020 года Александра задержали, знали, что после этого задержания у него появились трещины в рёбрах. И знали, что он будет делать в день, когда Россия напала на Украину.
Они не ошиблись. Ещё 24 февраля Александр нарисовал антивоенный плакат. Но в тот день он не вышел с ним на улицу: друзья убедили, что больше минуты его пикет не продлится. А 27 февраля, в день референдума, Александр поехал на антивоенную акцию.
Подъезжая к нужному месту, таксист сказал: дальше не поеду, дороги перекрыты. Александр вышел из машины. Через считанные минуты его задержали. Следующие 15 суток он проведёт в камере.
На условиях анонимности он рассказал свою историю Еврорадио.
“За улыбку меня немножко побили”
— Думал, что будет жёстче. Думал, что будет повторение августа. Тогда, после августа, у меня полгода болели рёбра. В этот раз били только по голове. Такой же сильной, как в 2020-м, физической боли не было. Тяжелее было от того, что всё это тянулось очень долго. В августе — трое суток, теперь — целых 15.
Как всё случилось? Я ехал на антивоенный митинг. Вышел из такси. Через несколько минут меня перевели в другое “такси”. Это было довольно неожиданно. И быстро. Когда заталкивали в машину, особо не “кантовали”. Грубо, с матом — но без фанатизма.
Привезли в РУВД. К сотруднику, который меня оформлял, зашёл кто-то из его коллег. Им не понравилась моя улыбка. За это я получил несколько ударов в голову. Протокол я уже подписывал без очков, как и в августе 2020 года. Очки лежали где-то на полу.
Ещё в РУВД попросил позвонить матери, но получил отказ. Только в день суда близкие услышали мой голос.
Из РУВД повезли на Окрестина. В августе, когда нас везли в Жодино, было невыносимо жарко. В этот раз нас вчетвером запихали в “купе” и довольно быстро привезли на место – так я понял, что мы в центре города. Недалеко от того места, где я жил в детстве.
Три дня нас мариновали в изоляторе. В камеры сгоняли много людей. Нас переводили из камеры в камеру. Состав постоянно менялся. Это происходило неожиданно. Мы прозвали это "тетрис". Перед отправкой в ЦИП на несколько часов нас стало чуть больше восьмидесяти в буферной восьмиместной камере.
Потом перевели в ЦИП. Когда мы стояли лицом к стенке, сотрудники довольно громко общались между собой. Они рассказывали про то, что “туча мужиков в камере устроили из туалета душевую кабину”.
Ещё я услышал, что они наблюдали не только за тем, как мылись мужчины, но и за девушками. И сочно пересказывали друг другу, как это было.
“На пятый день тараканов стало меньше, чем нас”
— Шестиместная камера. В первые сутки в ЦИП в ней было около 20 человек. Потом количество удвоилось. В конце нас стало примерно 40.
Когда нас перевели в ЦИП, два дня камера была похожа на “хамам”. Со стен текли струйки воды. У нас были тараканы. У нас были клопы. Самое мерзкое — клопы. Убиваешь клопа, из него течёт чья-то кровь. Это мерзко. Я в первый раз в жизни увидел клопа. Кажется, нас специально забросили в самую весёлую камеру.
Меню? Отдельная история. Лучший день — четверг. Тогда нас кормили борщом и картофельным пюре с котлетой. Это был самый вкусный день.
Два раза в неделю нам давали что-то похожее на помои — это было первым блюдом. Представьте себе, что сварили в кастрюле гречку, а потом решили эту кастрюлю помыть и налили воды. Остатки размешали и назвали это супом.
По пятницам были какие-то невкусные рыбные котлеты "с глазами". Подавали сносную скумбрию, хотя многие говорили, что она "с душком". Хлеба давали много. Мы не всегда его весь брали, а иногда даже избавлялись – чтобы не разводить тараканов. Тараканов мы истребили дня через четыре. На пятый день их в камере стало, наконец-то, меньше, чем нас.
Я до сих пор немножко подтупливаю. И тупил в камере не только я. Такое ощущение, что нас кормили какой-то тормозухой. Я и сейчас перепрыгиваю с темы на тему — замечаете?
“После двух дней без воздуха открыли форточку”
Сотрудники ЦИП? Один выделялся на общем фоне тем, что не ругался матом, обращаясь к нам.
Нас постоянно пытались напугать. Будили два раза за ночь: в 2 часа ночи и в 4 утра. Спали, где придётся. На полу, под койками, под столом. Матрацев нам не выдавали. В ЦИП спать на койко-месте было, мягко говоря, некомфортно. Там стоят металлические кровати, без матраца спишь как на гриле. А в ИВС настил кроватей был деревянный – там было намного комфортнее. Ничего не впивалось в тело.
“Новеньких” мы складывали на эти кровати. Кто-то уже поспал к тому времени — уступил своё место. Спали по очереди — днём, ночью. Как получалось.
Первые два дня в ЦИП у нас не было кислорода. Потому что, даже по многочисленным просьбам, нам не открывали так называемую "кормушку" – окошко в двери, в которое просовывают еду.
В какой-то момент нам выдали гаечные ключи, чтобы мы открутили решётку и открыли форточку. После двух дней без воздуха мы смогли глотнуть кислорода. Тут все начали мёрзнуть, потому что окошко плохо закрывалось. Многие простыли.
Знаешь, когда долго не хватает воздуха — а нет, ты не знаешь, — так вот, когда долго не хватает воздуха, ты потом не можешь им надышаться. Мы долго не закрывали эту форточку, и ребята, которые спали на полу, начали кашлять и температурить. Многие просили каких-то препаратов, чтобы справиться с кашлем. Я на общем фоне довольно легко отделался. Разве что одну ночь першило в горле, но потом симптомы прошли.
“Мне не понравилось отношение к бездомным”
Никакой связи с близкими всё это время не было. У мамы был день рождения. Своих сокамерников, которые вышли раньше, попросил позвонить ей и поздравить.
Спустя неделю в камере с новыми задержанными начали появляться и актуальные новости. Мои сокамерники? Большинство — с высшим образованием. У одного — целых три.
Каждый день мы пытались отвлечься. У нас были занятия по разным дисциплинам. Английский, финансы, социология, юриспруденция. Пятнадцать суток обсуждали путешествия, рассказывали друг другу, кто в какой стране побывал. А также "Крокодил", "Есть контакт!" и шашки из хлебного мякиша.
А потом меня перевели в камеру, в которой был бездомный человек. Потом подселили ещё одного, чтобы "разбавить коллектив". Они жили немного обособлено от "политических". Отношение к ним со стороны соседей мне не понравилось. К этим людям относились иначе. Это было неожиданно. Один раз я сделал соседу замечание по этому поводу.
В той камере, в которой меня держали в последнее время, в туалете не было дверей. В камере было около 40 человек, и люди просто делали вид, что ничего не происходит.
Папа сказал, у мамы стало больше морщин
Помню, было здорово, когда в августе меня и других освобождённых встретила толпа людей. Так трогательно.
Люди спрашивали: вас отвезти в Минск? Может, попить, поесть? Слёзы наворачивались на глаза. На этот раз меня встретили несколько близких людей. Мне сказали, что я даже немного располнел.
Когда вышел, больше всего хотелось позвонить маме. Папа сказал, что у мамы за эти 15 суток на лице стало больше морщин.
Ещё ребёнок по мне соскучился. Ребёнку, как и в прошлый раз, в августе 2020-го, сказали, что папа в командировке.
В отличие от августа, ничего не болело. Голова успела отойти. Только тупняк остался.
