Запад выкупил у режима ГДР тысячи политзаключённых. Белорусы могут также?

Михаэль Шлоссер работал на телевидении ГДР и мечтал открыть собственную автослесарную мастерскую. Шлоссер был прекрасным механиком. Спойлер: чтобы сбежать из ГДР, он построит… самолёт!

Но в начале 80-х Восточная Германия ещё не знает, что её гражданин способен на такое. И отказывает Шлоссеру в открытии мастерской. Он снова пишет прошение — и снова получает отказ.

— И тогда я подумал: если меня в моей стране не хотят видеть хорошим механиком, то я должен попасть на Запад. Правда, тогда я ещё не понимал, как это сделать, — рассказывает Михаэль Шлоссер корреспонденту Еврорадио.

Мы встречаемся с ним в здании учебного и мемориального центра тюрьмы Касберг в восточногерманском городе Хемниц. Когда господин Шлоссер попал сюда в 80-х, город назывался Карл-Маркс-Штадт, а в этом здании находился не мемориальный центр, а просто тюрьма. В ней политзаключённые из ГДР ждали, когда Западная Германия… выкупит их у восточного режима.

Да, именно выкупит. В общей сложности правительство ФРГ выкупило у режима ГДР более 33 тысяч политзаключённых. И Михаэль Шлоссер был одним из них.

В спецпроекте “Птичья клетка” Еврорадио рассказывает эту фантастическую историю.

“И я решил построить маленький одномоторный самолёт”

Шлоссер вынашивал планы побега из ГДР. Но финальный план оформился сам собой, когда он приехал в гости к чешским друзьям и включил радио.

— Я сидел в кемпинге, слушал радио и услышал объявление издательства “Аксель Шпрингер”: они заявили, что для жителей ГДР, которые хотят покинуть страну и смогут построить вертолёт, “Аксель Шпрингер” предлагает свою крышу как площадку для посадки, — рассказывает Михаэль Шлоссер. — В этом заявлении говорилось, что тот житель ГДР, который на самостоятельно построенном вертолёте сможет прилететь в Западный Берлин, получит премию в миллион западных марок.

“Аксель Шпрингер-Ферлаг”— один из крупнейших европейских издательских и медиаконцернов. В 1966 году концерн построил высотку для своей штаб-квартиры прямо у Берлинской стены. Вот на неё и должен был приземлиться вертолет.

— Сперва я не воспринял это предложение всерьез. Но мой друг из Чехии дозвонился до “Аксель Шпрингер”. К телефону подошёл редактор и подтвердил: да, мы сделали такое заявление. У меня не получалось построить вертолёт, потому что не хватало чертежей, и я решил построить маленький одномоторный самолёт.

Побег был запланирован на 11 ноября 1983 года. Шлоссер собирался лететь между пятью и шестью утра. В этот день в Германии начинался карнавал, и он думал, что на границе все будут выпивать, а на его самолёт не обратят внимания.

— Чего я не знал — так это того, что у Штази уже был ордер на обыск моей собственности.

Штази следила за Шлоссером. Кто-то с работы сказал, что этот механик слишком много времени проводит за изучением какого-то венгерского журнала, слишком внимательно читает статью о дельтапланах. Когда Михаэль пошёл в киоск за свежим выпуском журнала, у него попросили паспортные данные. Мол, сейчас журнала нет — но мы закажем его для вас. Уже тогда Шлоссер начал подозревать, что привлёк к себе внимание Министерства госбезопасности. Иначе зачем ради обычного журнала просить у покупателя паспортные данные?

— Когда появилась возможность прочитать мои документы, следственные акты, я узнал, что они состоят из более чем 5 тысяч страниц.

Мы переспрашиваем — тысяч?! И Михаэль Шлоссер разводит руками, чтобы показать впечатляющий объём воображаемой папки. Да, пять тысяч страниц. Штази знала о его планах всё.

За попытку бежать из ГДР Шлоссера приговорили к 4 годам и 4 месяцам тюрьмы. Готовый к вылету самолёт забрали. Шлоссер до сих пор не знает, где он (с тех пор он построил ещё три).

— Но в тюрьме я провёл только 6,5 месяца. На моих актах написано: этого человека хотят выкупить, дано разрешение на его выкуп, — говорит Михаэль Шлоссер. — В октябре 1984 года я приехал в тюрьму в Карл-Маркс-Штадте. И пятого декабря 1984 года Западная Германия выкупила меня у ГДР.

Мы разговариваем в той самой тюрьме, где Шлоссер ждал освобождения. Около 90% всех политзаключённых, за которых вступался Запад, накануне выкупа переводили сюда.

Как переговоры о выкупе вообще стали возможны?

В 1962 году произошёл обмен советского шпиона Рудольфа Абеля на американского лётчика Генри Пауэрса, и это дало сигнал к тому, что переговоры между враждующими режимами возможны. Вы могли видеть эту историю обмена глазами Стивена Спилберга — он показал сложные переговоры, которые стояли за сделкой, в оскароносном фильме “Шпионский мост”.

И вскоре после обмена Абеля на Пауэрса, в 1963 году, федеральное правительство обменяло 8 заключённых на более чем 200 000 немецких марок, рассказывает нам научный сотрудник мемориального центра тюрьмы Касберг, докторка Штефи Лиман:

— Первый выкуп был очень театрализованным. Сумку с деньгами передали в берлинском метро — на “Фридрихштрассе”. Один из выкупленных тогда политзаключенных провёл в тюрьме 17 лет. Позже он говорил, что не мог поверить в происходящее. Не мог поверить, что кто-то всё это время о нём думал.

Доктор Ян Филипп Вольбёрн написал книгу о том, как проходили на протяжении десятков лет эти сложные переговоры — а за ними и сам выкуп политзаключённых. Наша журналистка встретилась с Яном Вольбёрном в Киеве, чтобы понять, что стояло за этими сделками:

— Всё началось в 1963 году, всего через год после кризиса на Кубе, когда мир стоял на границе ядерной войны. То есть всё началось в момент, когда обе стороны поняли, что ситуация больше не может развиваться так, как развивалась в последние годы. И эта торговля заключёнными была попыткой понять, как далеко мы можем зайти, можем ли мы заключать договорённости с другой стороной.

И в 1964 году речь шла уже более чем о сотне политзаключённых, которых обменивали на товары. Если в первой сделке в 1963 году за политзаключённых платили наличкой, то во второй раз, в 1964-м, выкуп был передан в виде товаров. И это было началом торговли людьми, если хотите назвать это так. Или — началом выкупа политзаключённых.

Обе стороны были заинтересованы в том, чтобы держать эти сделки в секрете. И особенно в этом была заинтересована Восточная Германия. Во-первых, это могло навредить имиджу.

— А во-вторых, открытая информация об этих схемах могла спровоцировать ситуацию, когда люди стремились бы попасть в тюрьму, чтобы быть выкупленными и уехать на Запад. И были случаи, когда так и происходило, — говорит доктор Вольбёрн.
                                     

Если собираешься бежать на Запад, запиши телефон Фогеля

В фильме Спилберга вы могли увидеть образ человека, который сыграл важнейшую роль в этих переговорах. Это восточногерманский адвокат Вольфганг Фогель (в фильме его сыграл немецкий актёр Роберт Кох). В начале 60-х Фогель участвовал в переговорах по обмену Абеля на Пауэрса, и он станет главным переговорщиком между Западом и Востоком в следующие десятилетия.

— Фогель сыграл важнейшую роль в процессах обмена, — говорит Штефи Лиман. — Я придаю ему такое важное значение, потому что договорённости друг с другом заключали не правительства, а именно адвокаты. Конечно, адвокаты должны были получить одобрение от вышестоящих органов, но… именно они договаривались друг с другом.

К 80-м годам многие из тех, кто планировал побег на Запад, уже знали имя Фогеля, добавляет Вольбёрн:

— Они знали, что есть такой адвокат — Фогель. А у него есть какие-то контакты с западным правительством, чтобы освобождать политзаключенных. И когда кто-то пытался бежать, то говорил друзьям: слушай, если случится так, что я попаду в тюрьму, пожалуйста, скажи моим друзьям или родственникам на Западе: пусть активируют связи между западным правительством и Фогелем.

Что делало Фогеля таким особенным? Почему именно этому адвокату оба правительства доверили такие неоднозначные сделки? Мог ли другой юрист взять на себя роль Фогеля?

— Он выглядел как дипломат. Он мог действовать, мог держаться как официальный представитель, когда речь заходила о гуманитарных вопросах. И это то, что очень ценилось на Западе. Что есть человек, с которым они могут разговаривать. Кто-то надёжный, — говорит доктор Вольбёрн. — Он относился к такому типу юристов, которые были вхожи в оба мира. У него была лицензия, которая открывала ему доступ к судам в Западной Германии, но также у него была лицензия, которая позволяла ему работать в восточногерманской системе. Он мог бывать в обеих частях разделённого Берлина. И он пользовался доверием со стороны восточногерманского правительства.

А ещё у него были связи с секретной полицией, министерством госбезопасности Восточной Германии и людьми, которые в конечном итоге принимали решения в вопросах выкупа политзаключённых. По этой же причине фигуру Фогеля до сих пор неоднозначно воспринимают в Германии.

— Это неоднозначная фигура. Но очень интересная личность, — говорит Штефи Лиман. — С одной стороны, он многое сделал для политических заключённых. Его адвокатская фирма постоянно была на связи с семьями политзаключённых. Но с другой стороны — он служил партии.

Фогель и внешне выделялся. В мрачном ГДР у него был “Мерседес” золотого цвета — и на этом золотом авто он провожал до западной границы автобусы с политзаключёнными. Были другие адвокаты, которые пытались взять на себя его роль. Но никто из них не был Фогелем — не смог заручиться доверием обеих систем.

“Он никак не обогатился на мне”

В переводе с немецкого фамилия Фогеля означает “птица”. И потому тюрьму Касберг, где многие политзаключённые ждали выкупа, называли “птичья клетка”. Господин Шлоссер познакомился с Фогелем, когда был в командировке Берлине:

— Я решил использовать время с пользой, пошёл в его фирму и спросил: у меня есть приятель, который отправил прошение уехать в ФРГ. Что будет с его имуществом, землёй и домом?

Он тогда сказал, что если гражданин ГДР планирует уехать на Запад, то его собственность должна быть продана или переписана на членов семьи. Да-да, какой бы ни была сумма. Это не имеет значения. Он говорил мне это и так дружелюбно улыбался, как бывает, когда человек уже понимает: тут что-то не так.

Шлоссер встретит Фогеля ещё раз — когда будет сидеть в тюрьме в ожидании выкупа. Адвокат скажет ему: больше не нужно строить самолёт, вы и так попадёте на Запад. Вас выкупают.

И подтвердит: да, уже тогда, в Берлине, он понял, что нет никакого “друга господина Шлоссера, который хочет уехать на Запад”. Есть сам Шлоссер — и он планирует побег.

После воссоединения Германии Фогеля судили за сотрудничество со Штази. Его также подозревали в шантаже эмигрантов и в том, что он распродавал их имущество по цене ниже рыночной. Верховный суд оправдал его по всем обвинениям в 1998 году.

Что говорит об этом господин Шлоссер?

— Я ничего не могу сказать по этому поводу, потому что он совсем не обогатился на мне, абсолютно никак. Он получил от меня доверенность, документ о том, что представляет мои интересы. И больше ничего. Всё остальное было сделано на государственном уровне. Я не могу сказать, что он каким-то образом обогатился на мне материально.

Сколько стоит человек? А если он врач? А если активист?

Историки до сих пор не до конца понимают условия выкупа. Но вот как описывает базовую схему тех договоренностей доктор Вольбёрн:

— На Западе была юридическая фирма, которая собирала имена политзаключенных, и у неё были контакты с восточными немцами. Было собрано много имён людей, которые попадали в тюрьмы Восточной Германии по политическим мотивам. Этот список имён передавали Фогелю, и он отдавал его в Штази. Там проверяли список, изучали, кто и почему в нём оказался. И потом говорили: окей, этого человека мы можем продать, а этого — нет, потому что, допустим, он отсидел только половину срока, и ещё рано.

В конце концов эти схемы стали источником дохода для ГДР. В Восточную Германию через ФРГ с покупкой политзаключённых пришло 3,4 миллиарда марок (сегодня это примерно 1,738 миллиарда евро).

— Но эта сумма выплачивалась не наличными, — говорит Вольбёрн. — Западная Германия передавала товары, которые можно было использовать, например, в промышленности Восточной Германии. А в конце восточный режим научился каким-то образом перепродавать эти товары, чтобы получать за них деньги и переводить их на банковский счёт ГДР. И с этого счёта они часто оплачивали свои долги западногерманским банкам. Это очень интересная “круговая экономика”.

Так называемая “цена заключённого” начиналась с 40 тысяч немецких марок (около 20 тыс. евро). А в конце существования ГДР за политзаключённого платили 96 тысяч марок (около 49 тыс. евро). Некоторые стоили дороже: например, врачи, которые были нужны ГДР. Или те, кто “шпионил” в пользу Запада и якобы нанёс вред восточногерманскому режиму.

И поскольку для ГДР всё это превратилось в источник дохода, то и задержанных становилось всё больше.

— Да, уже к 80-м годам политзаключённых сажали в тюрьмы только потому, что, например, люди подавали прошение чтобы их выпустили на Запад. Таких людей арестовывали под надуманным предлогом, — рассказывает Вольбёрн.

Автобус на западных номерах увозит выкупленных людей из ГДР

Вернёмся в тюрьму Карл-Маркс-Штадта. Условия, в которых здесь содержали заключённых, заметно отличались от условий в других тюрьмах ГДР. Потому что на Западе ни в коем случае не должно было сложиться впечатление, будто с заключёнными на Востоке плохо обращаются.

Штефани Лиман показывает нам камеру:

— Люди, которых должны были выкупить, могли днём прилечь на кровать. Свидетели того времени рассказывают, что даже еда у тех, кого выкупали, была немного лучше, чем у простых заключённых.

В этой тюрьме заключённые работали и могли получить немного денег. Но вывозить восточные деньги на Запад было запрещено. Поэтому они должны были или отправить все свои накопления семье, или купить что-то в местном магазинчике. Купить можно было немногое — чемоданчик, например, или немного одежды.

Когда господин Шлоссер пришёл в этот магазин, в нём раскупили почти всё. Оставалась только дорожная сумка. И эту пустую сумку он взял с собой на Запад — а остаток денег отправил семье. Эту сумку — а ещё радио, через которое услышал объявление от “Аксель Шпрингер”, он хранит до сих пор.

Он должен был прилететь в Западный Берлин на самолёте и получить миллион западных марок от “Аксель Шпрингер” — но попал на Запад с одной пустой дорожной сумкой.

В день освобождения политзаключённых переводили из камер в комфортные туристические западные автобусы. Поскольку сделки держали в секрете, автобусы были тайные. Номерные знаки на них переворачивались  нажатием кнопки. По ГДР автобус ехал на восточных номерах, а когда приезжал на Запад, номера менялись на западные.

— И вы можете себе представить, какие эмоции, какие чувства испытывали люди, которые на таких автобусах пересекали границу ГДР и ФРГ. Есть политзаключённые, которые рассказывали нам, что в автобусе была гробовая тишина. Потому что когда люди заходили в автобус, им говорили: вы должны молчать, никто не должен знать о покупке, о передаче людей и вообще об особенностях этого процесса.

И люди, которые заходили в этот автобус, были в ужасе. Они боялись, что их в любой момент вытащат оттуда — и вернут в ГДР.

А были ситуации, когда муж или жена в таком автобусе после многих лет отсидки впервые встречались, и в таких автобусах было пролито очень много слёз, — говорит Штефани Лиман.

Господин Шлоссер заходил в тот автобус на ватных ногах.

— Потом я довольно долго сидел у окна и ждал, пока автобусы отправятся. Когда автобус подъехал к границе, я чувствовал себя очень плохо, меня чуть не вырвало. А потом мы оказались в приграничной зоне. Я понял, что во время поездки из автобуса вышло двое сотрудников Штази. Было уже около 18:00. Стемнело.

Что же теперь? Автобус остановился — и стоит. Я думал: почему? Почему автобус останавливается? Но он не стоял.

Нас везли на роскошном туристическом автобусе с пневматической подвеской. На нём вы бы даже не заметили выбоину на дороге. Просто в ГДР на дорогах остались только выбоины. А в Западной Германии шоссе было таким гладким, что я решил, будто автобус стоит.

Потом была первая остановка на заправке, и я почувствовал себя лучше. И вышел, чтобы подышать западным воздухом.

Шлоссер открыл мастерскую, как и мечтал. И построил ещё три самолёта — на одном из них он до сих пор поднимается в небо. Оказываясь в тюрьме Касберг, он спокойно заходит в помещение, которое когда-то было камерой. И говорит, что не испытывает здесь сложных чувств, а иногда водит экскурсии.

Возможности “продавать” политзаключённых только “подкормил” соблазн ГДР усилить репрессии. Для Запада это был акт чистого гуманизма, а для Востока — чистая прибыль.

— Можно веками говорить о политических последствиях, но нужно смотреть и на то, что это значило для людей, которые были освобождены, — говорит доктор Вольбёрн. — Я не знаю ни одного политзаключённого, который сказал бы, что не хотел оказаться на свободе. А эта схема была единственной на пути к миру и свободе. И когда вы поговорите с политзаключёнными, то увидите: для них эти сделки приемлемы. И это влияние на человеческую жизнь — это что-то, о чём нельзя забывать и что нужно подчёркивать, когда речь идет о выкупе политзаключённых.

Но можно ли сравнить эти истории из ГДР с ситуацией, в которую попали белорусы? Возможно ли просто “выкупать” белорусских политзаключенных из тюрем? Смотрите фильм Еврорадио и ищите ответы на эти вопросы вместе с нами.