“Энциклопедия пыток” в тюрьме и после. Как белорус борется за беженство в Киеве

В октябре прошлого года Миграционная полиция Украины постановила выдворить из страны экс-политзаключённого и активиста анархистского движения Беларуси Ивана Красовского.

“К сожалению, суд первой инстанции не учёл нарушения со стороны миграционной полиции, — рассказывает парень в своём инстаграме. — Также суд не учёл свидетельские показания моей бывшей девушки, с которой я вместе в октябре 2021 года подавался на беженство. А ещё не учёл тот факт, что после пыток в белорусской тюрьме я был вынужден лечь в психиатрическую клинику Киева, а следственно, по состоянию здоровья, не смог получить справку о легальном пребывании в Украине [справка лица, просящего убежище. — прим. Еврорадио]. Поэтому я подал обжалование этого решения в суд высшей инстанции. Я знаю, насколько сильна сила нашего свободного комьюнити и насколько важен общественный резонанс. Именно поэтому мне важна ваша поддержка”.

Суд по пересмотру Ваниного дела проходит в Киеве 4 апреля. Новостей из зала суда пока нет. Накануне заседания белорус связался с Еврорадио, чтобы рассказать непростую историю своего задержания в 18 лет, пыток в тюрьме, побега, жизни в Украине и борьбы за статус беженца.

“Самые страшные пытки — не физические, а психологические”

Я ходил на протесты. Как и все, боролся за независимость, за свободу своей страны и гражданского общества. Потом по естественным в Беларуси причинам попал в тюрьму. Менты на мне и на других активистах изучали “энциклопедию пыток”.

Самые страшные пытки — не физические, а психологические, когда в тебе пытаются убить твою моральную составляющую, чтобы потом, находясь уже на воле, ты продолжал оставаться в своеобразной тюрьме из психологических болезней и загонов.

Они это делают для того, чтобы выйдя из тюрьмы, ты не имел морального ресурса бороться, проявлять свою активную позицию. Они поступают так, чтобы ты стал человеком, который не представляет никакой угрозы для режима.

Ко мне применяли разные пытки. Приходили сотрудники ГУБОПиК на разговоры со мной. А на самом деле унижали и оскорбляли, а ещё угрожали. Они давят на самое больное. Тебя, например, приводят в кабинет, а там окно и ты просто смотришь за окно, сидишь и кайфуешь, потому что видишь волю.

Нашу камеру могли обыскивать по 6-8 раз в неделю. Это ненормально. Например, в камере 20 человек, стоят сумки с передачами. Сотрудники тюрьмы приходили, высыпали все вещи в одну общую кучу и перемешивали. Потом было тяжело понять, где чьё.

Также могли выводить на фейковое этапирование. Тебя обыскивают, при этом разрывают письма, могут забрать и уничтожить личные вещи. У меня за первые два месяца собралось огромное количество писем и самые клёвые из них, которые я очень хотел оставить на память, уничтожили. 

Разыгрывали сцену этапирования и в Жодино. Раздели догола, 15 минут меня унижал конвой — это обычные менты. Мне говорили, что я никуда не пожалуюсь. Потом отправили обратно в камеру, сказав, что с кем-то перепутали.

Очень давят на родных. Из моих близких никто особо не пострадал, кроме активистки анархистского движения Яны Яцынович. В 2017 году, когда ей было 16 лет, она выходила на протесты. “Мусора” ударили её по голове, и после этого у неё развилась эпилепсия.

Так случилось, что когда меня посадили, она легла в больницу. Её письмо было первым, которое я получил. Оно было написано супер-корявым почерком, мол “Ваня, я в больнице, у меня всё плохо. Я с тобой и поддерживаю тебя”.

В тюрьме через это письмо мной пытались манипулировать. Мол, если я не буду сотрудничать со следствием и не раскрою других активистов-анархистов, о которых они не знают, то они Яну либо закроют в психушку, либо лишат препарата.

Я не думал, что они на это пойдут, но, как выяснилось позже, они действительно лишили её необходимого препарата. Из-за его отсутствия она ужасно себя чувствовала и потом много времени провела в инвалидной коляске.

Сейчас она за границей — не только из-за того, что в Беларуси диктатура, а потому что нет препарата.      

Я отсидел на “Володарке” где-то полгода. 12 августа меня сильно избили, и если бы не попал в больницу и не сел в инвалидную коляску, забрали бы в тюрьму сразу. А так задержали “за массовые беспорядки” в конце сентября, когда с неё встал.

Как только выпустили, решил уехать из Беларуси

Уехал где-то через месяц после освобождения, хотелось со всеми повидаться. 
Шёл май 2021 года. Вариантов попасть напрямую в Польшу или Украину не было, поэтому решил ехать через Россию и уже оттуда искать возможность.

Я очень боялся, что в Беларуси меня снова повяжут. Оглядываясь, понимаю, что всё, что происходило со мною тогда, очень отразилось на моей психике.

Я приехал в Белгород. Жил-не тужил, искал варианты. Особо не палился, но узнал, что на меня подали в розыск. Через семь дней после приезда чуть не приняли в хостеле, где остановился, но мне удалось убежать. 

Дальше жил около 2,5 месяцев, меняя квартиры, на жёсткой паранойе. Было тяжело. Куришь на балконе, видишь какого-то мутного мужика внизу и начинаешь параноить, а в России, в принципе, очень много мутных мужиков (смеётся).

В общем, всё это сильно повлияло на мою психику. Я думаю, что больше, чем пытки в тюрьме.

Эйфория свободы и поломанная психика

В Украину я всё-таки добрался через фонд BYSOL. Поначалу был в эйфории. Я типа свободная личность, могу не переживать, что меня примут, потому что всё позади.

Но потом с каждым месяцем моё состояние ухудшалось. Проявился ПТСР. Я не знал сначала, что со мной происходит. Появились мысли о суициде. Всё это очень сильно повлияло на отношения с моей девушкой Ирой Лукашенко, с которой пришлось расстаться.

ПТСР — это такая штука, когда проявляется агрессия, ты срываешься на близких.

В январе я узнал, что умер отец. У меня с ним были плохие отношения, но всё равно, это же родной человек. У меня была самая последняя стадия ПТСР, когда ты ни в чём не видишь смысла жизни.

Я реально хотел умереть и уже стоял на подоконнике. Меня не покидали мысли о суициде. Остановило то, что умирать вот так просто и впустую в наше время — бессмысленно.

Но вернёмся в октябрь 2021 года, когда мы вместе с Ирой пришли в миграционную службу, чтобы оформить беженство. Там посмотрели наши документы, но забирать их не стали.

Нам сказали, что сейчас на рассмотрении очень много дел (это можно понять, приехало много белорусов) и мне перезвонят через два месяца, пригласят на интервью, заберут паспорта и поставят на очередь, после чего выдадут документы.

Не перезвонили. До января были на карантине. В январе Иру пригласили на интервью и выдали справку. Мы с ней тогда ещё встречались. Она спросила, когда вызовут Ивана.

В деле было написано, что Ира моя гражданская жена, поэтому ей тоже грозит опасность в Беларуси и поэтому она имеет право подаваться на статус беженца. В её деле было написано обо мне. Сотрудник миграционки сказал, что до меня ещё не дошли, позвонят. 

Рассказал про Иру, которая её уже получила, и в её документах куча информации про меня. Иру нашли в базе, но сказали, что изучать её документы нет ни полномочий, ни времени, мол, суд разберётся.

Выдворение из Украины и запрет на въезд на три года

Меня оформили и через три дня выдали протокол. Но обжаловать в суде можно только постановление. Оно пришло мне на электронную почту только через 22 дня после того, как я обратился с протоколом в суд. Из него я узнал, что у меня не только выдворение из Украины, а ещё и запрет на въезд на три года из-за того, что я нелегально находился в стране.

Мы судились около четырёх месяцев. На суд то не приходил представитель миграционной службы, то не было света. Заседания переносили. Потом поставили генератор, но начались проблемы с интернетом. Мой адвокат выходил на заседания онлайн из Львова. Иногда из-за плохой связи его было плохо слышно.

В конце концов, суд принял решение встать на сторону миграционной службы. Мне сказали, что в течение 10 дней могу подать заявление на обжалование в апелляционный суд, что я и сделал.  

Тут важно сказать, что я приехал в Украину в 2021 году, а миграционная служба настаивает, что в 2022-м, уже во время войны! И, мол, что я якобы не подался на беженство в течение 10 дней после приезда. Я нахожусь под защитой ООН, моя девушка подавалась вместе со мной в 2021-м и получила документы, я лежал в больнице и у меня много справок…

P.S. Экс-политзаключённый Иван Красовский верит, что суд услышит его аргументы. Беларус намерен оставаться в Украине, более того — решив все проблемы с документами, собирается отправиться на передовую.  

— Когда началась война, многие говорили, что пойдут воевать и не пошли. Насколько ты уверен в своём решении?

— Если что, я уже учусь на оператора дронов. У меня даже есть крутой пульт. Именно поэтому мне очень важно выиграть апелляцию, хочу нормально оформиться. Ещё я бы хотел снять документальное кино глазами военного. Надеюсь, что-нибудь получится.