Гендерное равенство и свобода всего: как в 37 году принимали Конституцию БССР
Зимой 1937 года, когда в Москве дорасстреливали последних троцкистов, в БССР принимали Конституцию. Она закрепляла за советским человеком все свободы, о которых вы только можете помыслить, и даже гарантировала гендерное равенство.
Мы полистали подшивку газеты “Звязда” за этот период. И рассказываем, как в разгар репрессий одобряли документ, обещавший гражданам БССР демократию в таких сказочных объёмах.
“Ненависть и презрение гнусным предателям родины”
Новый 1937 год для редколлегии газеты “Звязда” начался с процесса “Параллельного антисоветского троцкистского центра”. Тогда 13 человек приговорили к смертной казни, четверых — к долгим годам тюремного заключения. Через тридцать лет всех подсудимых по этому процессу реабилитируют “за отсутствием состава преступления”.
Но тогда, в январе 37-го, заголовки “Смерть бандитам” и “Ненависть и возмущение” чередовались на страницах “Звязды” со словами любви в адрес “великого Сталина и его соратников”.
К февралю, когда пришло время агитировать граждан БССР за новую Конституцию, амплитуда перепадов настроения газеты “Звязда” достигла своего максимума. Редколлегия ещё не оправилась от “ненависти и возмущения” в адрес троцкистов, как уже должна была зайтись восторгом в предвкушении принятия самого прогрессивного Основного закона.
Этот документ гарантировал гражданину БССР страну для жизни c такими возможностями для самовыражения, что решительно непонятно, за что здесь вообще могут расстрелять.
В Конституции закреплялся тезис о том, что “вся власть в БССР принадлежит трудящимся города и деревни”, что у всякого в стране есть право на свободу слова, свободу печати, свободу собраний и митингов, свободу уличных шествий и демонстраций.
Конституцией вводилось всеобщее равное и прямое избирательное право при тайном голосовании. Избирать и быть избранным мог каждый, начиная с 18 лет. Да, даже женщины.
“Наша Конституция есть самая демократичная Конституция”
Главой конституционной комиссии был Николай Голодед. Накануне принятия Конституции “Звязда” опубликовала его доклад. Из него следовало:
— история знает только два великих документа: манифест Маркса и Энгельса и Сталинская Конституция 1936 года;
— Конституция БССР “целиком и полностью” основывается на Сталинской Конституции.
Будущую Конституцию БССР Голодед называл “самой демократичной”: “Ни в одной капиталистической стране нет и в помине такого демократизма”. Всё потому, что в капиталистических странах правит “незначительная кучка капиталистов” и все конституции буржуазных стран направлены на защиту интересов господствующих классов.
Текст Конституции и в самом деле был довольно-таки революционным. Во-первых, меняли избирательную систему. Нужно было обеспечить её “дальнейшую демократизацию”. Заменить “не совсем равные выборы — равными, многоступенчатые — прямыми, открытые — закрытыми”.
В этом смысле в других странах с правами на самом деле не всё было гладко. Голодед приводит примеры: имущественный ценз в то время существовал в Великобритании, США, Японии, ценз оседлости — во Франции США и Японии. Нужно было прожить на одном месте от полугода до двух, чтобы получить право голоса. В тех же Британии и США существовал и образовательный ценз — право голоса получали только грамотные граждане.
“Граждане, которые находятся в армии, ни в одной стране не пользуются правом участия в выборах в парламент, за исключением Англии. Как солдаты, так и офицеры в армиях во всех буржуазных странах лишены этих элементарных гражданских прав.
А у нас все граждане, к какой бы расе и национальности ни принадлежали, где бы ни работали, к какому бы кругу они ни относились — имеют одинаковые права”, — пишет Голодед.
Конституция БССР гарантировала избирателям ещё одно уникальное право — возможность отзыва депутата в случае, если народный избранник не оправдает доверия народа. Белорусы не смогли реализовать этого права даже спустя 65 лет.
Отдельно досталось от Голодеда судам буржуазных стран, которые он называл “самой консервативной организацией капитализма”, стоящей на защите интересов эксплуататоров.
Что, не верите в такую демократию? Вот и враги Союза не верили, но глава союзного ЦИК Михаил Калинин поставил их на место:
“Наши враги любят указывать, что советами руководит партия. Это правильно. Но они не понимают того, что партия не с неба свалилась. Она состоит также главным образом из местных людей, так что связь местных органов с населением двойная — и по линии партии, и по линии советов”, — говорил Калинин.
Свободная советская женщина
Одна из любимых тем советской прессы — ущемление прав женщин в капиталистических странах. Тут, впрочем, всё справедливо.
Конституция БССР 1937 уравнивала в правах женщин и мужчин, гарантировала права на труд, оплату труда, отдых, социальное страхование и образование — никакой дискриминации. При беременности женщинам гарантировался “отпуск с сохранением содержания”.
Оставалось ещё восемь лет до того момента, когда француженки смогут впервые проголосовать на выборах. И не только француженки.
“Женщины лишены права голоса при выборах в парламент в таких странах, как Франция, Бельгия, Италия, Швейцария, Югославия, Греция, Япония, Аргентина”, — пишет Голодед.
В советской прессе частенько сочувствовали женщинам из капиталистических стран.
Колхозница Ульяна на страницах “Звязды” рассказывает журналисту, что раньше была дважды бесправной: во-первых, потому что женщина, во-вторых, потому что белорусская женщина.
Конституция гарантировала ей равноправие с мужчинами — притом мужчинами всех национальностей.
“И если кто-нибудь захочет у нас отобрать эту Конституцию...”
Итак, проект Конституции опубликовали. Что тут началось! Рабочие и крестьяне встретили этот проект ликованием, пишет газета. На заводах пообещали ко дню принятия главного закона добиться новых побед, крестьяне активнее потянулись в колхозы.
Рабочие швейной фабрики на эмоциональном подъёме отшили не 100, а 113 пар обуви. По всем прогнозам Конституция должна была спровоцировать ещё и рост урожая.
В ближайших номерах “Звязда” будет цитировать десятки людей, которые вспомнят мрачные времена царизма и поблагодарят то Конституцию, то Сталина за возможность светлого будущего.
Мы вовсе не хотим сказать, что их слова — пустые эмоции в обработке пропагандистов.
Вполне можно понять восторг гомельского инженера, который рассказывал журналистам о своём неграмотном отце, крестьянине, который родился и жил в царской России.
— А я, его сын, при советской власти стал инженером. Я горжусь новой Конституцией, счастлив, что живу в орденоносной Беларуси. Я включаюсь в социалистическое соревнование и обещаю бороться за высокое качество продукции нашего завода.
Но на других заводах давались и другие обещания — довыкорчевать троцкистов и прочих предателей, на которых обещания сказочной и вольной жизни не распространялись.
— Если кто-нибудь только посягнёт на нашу замечательную родину, если кто-нибудь захочет у нас отобрать эту Конституцию, мы все, как один, станем грудью на защиту социалистической родины и разобьём врага.
“Не дать развалить страну”
“В каждой строке этого исторического документа белорусского народа проявляется любовь и забота о трудовом человеке, его работе, жизни, образовании, его участии в управлении своим хозяйством, делами своей республики”, — писала газета, рассказывая о процессе обсуждения проекта Конституции.
Обсуждали не только в партийной верхушке. О Конституции говорили на пленумах сельсоветов, в колхозах, на предприятиях. Во время таких обсуждений у людей собирали предложения по изменению Основного закона страны.
Молодёжь уже тогда любили попугать “голодными девяностыми”. Или, с поправкой на эпоху, дореволюционными временами, когда люди подвергались “экзекуции, арестам, расстрелам”.
“Новое поколение не знает жизни крестьян в прошлом, примерно 30-40 лет тому назад. Между тем, только сравнивая прошлую жизнь с современной, можно представить, какой пройден путь”, — выступал с высокой трибуны глава ЦИК СССР Михаил Калинин.
“Нельзя не вспомнить, как жили мы до революции. Мы были бедняками, безграмотными. Нас, бедняков, никто не считал за людей. Нашу современную жизнь, нашу родину мы никогда никому не отдадим”, — говорил журналистам колхозник из Слуцкого района.
Старые рабочие фабрик вспоминали, как их заставляли работать по 14-16 часов.
А потом пришёл товарищ Сталин.
“Благодаря великому Сталину Беларусь из страны тёмной и угнетённой в царские времена превратилась в передовую социалистическую республику Советского Союза”, — цитирует журналист одного из рабочих.
Хотите как в царской России? То-то же.
Свобода всего
Февраль 1937 года подходил к концу. Конституцию приняли.
В одном из разделов прописали все возможные права: на свободу слова, свободу печати, свободу собраний и митингов, свободу уличных шествий и демонстраций.
Некоторые, впрочем, успешно этими правами пользовались ещё до принятия Конституции. Где-то “с презрением говорили о предателях родины — троцкистах”, организовывая митинг, где-то на собрании выражали в адрес предателей “бурю гнева и обиды”. В общем, как и обещали, полная свобода слова, собраний и митингов.
После того как “самую демократическую” Конституцию приняли, это событие ещё некоторое время приветствовали со страниц газеты, а потом все вернулись к своим делам. Предатели — предателями, Конституция — Конституцией, но близилась посевная, одним нужно было сеять, а вторым — рассказывать о том, как сеют первые.
Уже в начале февраля рядом с передовицей “Белорусский народ с восторгом встретил проект Конституции БССР” появляется другая, констатирующая — пора запрягать коней, скоро весна.
Процитируем товарища Ленина
Мы полагаем уместным и стилистически оправданным завершить эту ретроспективу советской прессы словами Владимира Ленина: “Фиктивна Конституция, если закон и действительность расходятся; не фиктивна, когда они сходятся”.
Золотые слова. Или, как написали бы в советских газетах, — “аплодисменты, приветственные возгласы”.
