Лёша Фёдоров: В Беларуси я занимаюсь исключительно меценатством
Алексей Фёдоров: Давай! Я расскажу про шесть из них, потому что считаю, что это мои лучшие работы. Они концептуальные, визуальные и интересуют не только какую-то узко специализированную на искусстве группу людей. Они нравятся всем.
“Красно-зелёная попка” – это работа из серии “Комната постороннего”, где все вещи в границах одной комнаты были специально красно-зелёные, а вместо иконы там была красно-зелёная попа, которая сейчас находится в частной коллекции Александра Милинкевича.
“Небесный эксгибиционизм” – всё понятно. Небо скидывает с себе плащ. Всё! Это символично и красиво. Можно сказать, что это банальность, но ведь до этого надо додуматься! Нет. Я подумал и решил, что это нифига не банальность. Нет. Не банальность! (улыбается).
Как-то компания “Фольксваген” предложила поучаствовать в проекте “Колесо”. У меня получилась простая концепция. Во-первых – колесо ( в некоторых субкультурах именно так называют какое-нибудь психотропное вещество). Во-вторых, “Фольксваген” – это машина для народа, поэтому “колесо” может быть лекарством для народа, почему бы и нет? ( улыбается).
“Potato canvas” – холст и картофель. Кроме того, что холст натягивают на подрамник, на нём рисуют маслом и это становится художественным произведением, из него ещё делают мешки для картофеля. Многие художники рисовали на мешковине во времена СССР. Об этом я и рассказал в этой инсталляции : три стадии преобразования мешка для картофеля в холст. Фишка инсталляции ещё была в том, что я хотел продать денежной элите Беларуси мешок картофеля за три тысячи евро. Никто, правда, не купил, потому что белорусы хорошо знают цену картофеля (смеётся).
Большее количество своих работ я называю на английском языке. Как эту – “Red Action”. Почему я это делаю? Я хочу вырвать свои работы из пост-советского контекста, и с английская языком мне проще избежать лишних конотаций. Тем более, я много выставляюсь по миру и английский язык здесь работает на мою пользу. Эта работа – отсылка к какому-то памятнику. Скорее всего, к памятнику Ленину. Или к человеку, который закончил жизнь самоубийством. Одним словом, это моя рефлексия на современную реальность, которая закреплена специальным опытом моей жизни до 1991 года.
На мой взгляд, творчество современного автора держится на трёх амплуа.
Это автор-зритель, автор-мистик и автор-маг. Сразу скажу, что магов у нас нет вообще. Сейчас поясню.
Автор-зритель – это самый распространённый тип авторов на Беларуси. Такой автор что-то создаёт и сам этим любуется, интерпретирует и соотносить с окружением.
Автор-мистик – это я. Это человек, который может создать какую-то художественную легенду, “замут” (улыбается.) Эпатаж, и что угодно. Что-то такое, что не критикуют иронично. Белорусские критики так вообще ни иронизировать, ни критиковать не могут. Они рефлексуют с агрессией. Потому что
а) – они этого не понимают.
бы) – они “бээээээээээээээ”.
Р.: Да ладно! Неужели совсем никто не пишет об искусстве?
А.Ф.: Блин. Ну назови мне хотя бы одну фамилия белорусского искусствоведа, тексты которого можно было бы где-то прочитать! Нет таких.
Есть некоторые персоналии, которые делают какие-то “замуты”, приглашают каких-то людей, кого-то с кем-то сводят, стрелочники такие (улыбается). Они сидят и переключают стрелки: приехал тот, надо его познакомить с тем, ха-ха-ха. В принципе, искусствовед – это такой человек, который много ездит по миру и знает каких-то людей. Автор сам не может себе рекламировать, потому что автор обычно эгоист и такой работой заниматься не будет. Это работа искусствоведа. Наши же просто переключают стрелки, чтобы по максимуму выжать из своих знакомств внутри страны. Никто никуда не ездит, никто ничего не знает – и поэтому критических текстов в Беларуси нет. Совсем нет. Я, по крайней мере, никогда ничего ещё такого не читал. Ближе к магам. Как я говорил, у нас магов вообще нет, но я стремлюсь к этому. Вот заинтересовался сейчас религией, чтобы провести соответствующий эксперимент. Если это получится, я стану считать себе магом (улыбается.)
Р.: Это ужасно дорого. Где ты найдешь деньги?!?
А.Ф.: Это очень интересно, поэтому деньги найдутся сами.
Недавно я был в католической церкви, чтобы получить духовную практику. Знания религиозные у меня, безусловно, есть, а вот практики нет. Но у меня ничего не получилось, потому что атмосфера места и интеллект людей, к которым я обратился, не соответствовал моим потребностям и ожиданиям.
Р.: Попробуешь построить свой храм?
А.Ф.: Нет. Свой храм я, конечно, не строю, но пытаюсь сформулировать идею “нового храма” , который , надеюсь, будет интересен не только мне, но, возможно, станет претензией на какую-то новую духовность в современной культуре.
Вопросы духовности есть повсюду, но в Беларуси оседает всё самое худшее.
Вот почему мне так нравится здесь работать чаще всего? Иногда, правда, у меня бывают приступы паники и я хочу убежать отсюда, но, когда я возвращаюсь домой, я начинаю фиксировать какие-то вещи, которые выделить в любой другой стране невозможно. Вот в Беларуси пороки человечества очень контрастно выделяются на фоне человеческой морали, поэтому меня так и интересует тема духовности.
Р.: Ты много где ездишь с выставками и знаешь разных художников, скажи, чем отличаются белорусские художники от всех остальных?
А.Ф.: Это очень просто:
1. Никто из них ничего не понимает с первого раза. Про загнивающих белорусских художников можно говорить долгое время. Лучше сразу зачитать список. То есть всех!
2. Исключительно искусство их не интересует. Их интересуют деньги и популярность в рамках белорусской культуры, но ни первое, ни второе невозможно. Если даже кто-то и популярен, то это дешёвая популярность, которую создали белорусские СМИ, которые, конечно, не выделяются профессионализмом. Совсем никаким. Совсем.
Ну вот СМИ. Смотри, у меня было много выставок в Минске. Очень много. Ко мне приходят журналисты из журфака. Тема искусства у них почти не преподаётся. Так вот, человек ни разу не был на моей выставке, но написал о моей экспозиции такую отличную статью! Мммммм! Чудо!
Знаешь, как пишут? Либо это “хвалебные оды”, либо “быў на выставке. Смотрел. Нічыво не поняў. Ня знаю, а чом пісац.” И всё. У меня были проекты, когда я к каждой работе писал по тексту объяснений. Не понимаете, так почитайте! Некоторые читали и благодаря этому меня хотя бы немного понимают.
Но в Беларуси быть известным невозможно.
Если бы я жил в другой какой-то стране, меня бы уже на улицах узнавали. Здесь я каждый раз рассказываю наново о всех своих выставках. Какая здесь популярность, если моя страна – это страна сплетен?
В Беларуси связь между художником и зрителем еле-еле существует, поэтому её надо строить самостоятельно. Мне в этом помогают перфомансы и акции. С беларусами художник должен разговаривать жёстко. Надо подойти к каждому и стукнуть по башке – тогда, возможно, в ней что-то зашевелится, он посмотрит и скажет: “Да! Возможно, это и интересно! Возможно, я схожу на выставку и посмотрю!”.
Так строится культурная машина. Конечно, это неправильно, но и этому есть свои социально-политические объяснения. Зритель не понимает художника, потому что ему раньше ничего не показали и не объяснили, а художник не понимает зрителя, потому что он сам ничего не понимает.
Вот, скажем, сейчас у меня будет много проектов в других странах, куда хотели бы попасть и другие белорусские художники, но ведь их туда не приглашают и даже выставляют вон. Такие художники в Беларуси считаются крутыми, они ходят с видом “Да я самый крутой и п…ц!”, но ведь иностранные галереи предлагают им продавать свои "шедевры" на уличных базарах. Ай… Сложно это всё. Мне вот не хватает массовости. В Минске надо всех собрать, построить в линейку и объяснить все детали экспозиции. Но наши люди не интересуются искусством. Они заняты какими-то своими делами.
Я вообще не понимаю, зачем мне это надо. Так… Занимаюсь в Беларуси исключительно меценатством, красный культурный крест какой-то.