"Меня нужно ликвидировать с Олимпиады": Тимановская о событиях 1 августа

Спортсменка Кристина Тимановская покинула отделение полиции в аэропорту Токио. Сейчас она  доставлена ​​в безопасное место и собирается подать прошение о политическом убежище. Раньше в качестве называлась Австрия, но после переговоров с японским и польским дипломатами решение могло измениться. В отделение полиции, где находилась Тимановская, приехала также адвокат по делам беженцев из Японии. Удалось ли ей поговорить с белорусской спортсменкой, неизвестно.

Напомним, сегодня днем ​​представители белорусской олимпийской делегации сопровождали Тимановскую в аэропорт, где она обратилась за помощью к японской полиции. Легкоатлетка также записала обращение в Международный олимпийский комитет, который затем приступил к изучению конфликта. На эту историю обратили внимание многие СМИ, а также представители белорусской диаспоры, проживающие в Японии. Поддержку Тимановской после переговоров с руководителем Национального антикризисного управления Павлом Латушко предложило посольство Польши в Японии.

Журналист Tribuna.com Дмитрий Руто взял у девушки большое интервью о событиях, которые развернулись вокруг спортсменки в последние дни. Девушка боится оказаться в тюрьме и не хочет сейчас возвращаться в Беларусь.

– Расскажите, как, кто и когда вам сказал покинуть Токио.

– Вчера [31 июля] ко мне пришел главный тренер национальной команды Юрий Моисевич. Он предложил мне отказаться от участия в беге на 200 метров – сказать, что у меня травма, сняться и полететь домой. Он сказал, что меня нужно убрать с Олимпиады, что на данный момент меня хотят убрать только с Олимпиады, но если я откажусь и выйду на дистанцию в 200 метров, то меня будут убирать из сборной, лишать работы и, возможно, будут еще какие-то последствия. Мы с тренером еще долго общались и всё-таки пришли к решению, что я побегу, но не буду давать никаких комментариев – мол, все пройдет спокойно, пробегу 200 метров и вернусь домой. Но сегодня [1 августа] после обеда ко мне в комнату пришел Артур Шумак, представитель нашей нацкоманды, и Моисевич, и они мне сказали, что буквально через пару часов я должна быть в аэропорту. Мне нужно быстро собирать вещи и выезжать.

Пришел психолог, который пытался со мной разговаривать. Не помню его фамилию, потому что я особо его старалась не слушать. Он мне говорил какой-то бред – типа он работал с убийцами, в "Новинках", много чего повидал. Не поняла, зачем мне это. Старалась его не слушать. Потом он пытался поставить себя на мое место, а меня — на его. Садился и делал вид, что он — это я. И он играл роль, будто я сижу в кабинете министра спорта и говорю: "Да, я виновата, сама инициировала эту встречу". Зачем он это делал, я вообще не поняла.

После этого в комнату снова зашел Шумак и сказал, что у меня 40 минут, чтобы собраться. Я начала складывать вещи, ко мне каждые 10 минут подходили и проверяли, скоро ли я соберусь. Я собирала вещи полтора часа, старалась максимально затягивать время. Переписывалась с мужем, с родственниками, мы думали, что делать, куда обращаться. Приняли решение, что приеду в аэропорт, а там пойду в полицию. Так в итоге и сделала.

– Правда, что вас сопровождали люди спортивного телосложения?

– Со мной были два человека: психолог и представитель НОК.

– Как вас везли? В машину не заталкивали?

– Эти люди взяли мои чемоданы, пошли на парковку, положили вещи в машину. Я тоже села — и мы поехали в аэропорт.

– Что там сделали в первую очередь?

– Мы сначала долго не могли найти наш терминал. Когда нашли, направились к стойке регистрации. Там было много людей из белорусской команды, делегации. Я спросила у людей, которые мне помогают, что делать. Они сказали, что если рядом есть полиция, то нужно обращаться к ней, тогда можно не успеть сесть на рейс. Я так поняла, что сопровождавшие планировали стоять со мной до конца, пока я не получу билет и не уйду на посадку. Я сразу подошла к полиции, и дальше уже начались выяснения.

– Как те, кто вас сопровождал, отреагировали на появление полиции?

– Они начали кому-то звонить. Потом сели в пяти метрах от меня и не уходили никуда, с кем-то общались по телефону.

– Вам вообще сказали, почему вы должны покинуть Токио?

– Нет. Как мне сказал Моисевич, этот вопрос уже не на уровне федерации [легкой атлетики], не на уровне министерства спорта, а уровнем выше. Что меня нужно ликвидировать с Олимпиады, вернуть домой, потому что я мешаю команде выступать. Меня нужно убрать, чтобы все успокоились и соревновались дальше. И это даже несмотря на то, что завтра я должна была бежать 200 метров. Моисевич говорил еще про эстафеты — мол, если две девочки не смогли прилететь, почему оставшиеся не могут прилететь (они ещё не в Токио). Из-за того, что я не хочу бежать нужно дать шанс этим девочкам пробежать. И это при том, что мои шансы выступить на 200 метров тренеры забирают.

– НОК сообщил, что снятие с Олимпиады связано с вашим психологическим состоянием.

– Никакие врачи ко мне не приходили, никто меня не обследовал. У меня хорошее психологическое состояние, даже несмотря на то, что произошла такая ситуация. Я нормально держусь, у меня нет никаких проблем со здоровьем, нет травм, нет вопросов с психикой. Я была готова бежать.

– Несколько дней назад вы в Instagram выложили видео, где высказались по поводу того, что вас решили заявить на эстафету. Эти видео были вызваны эмоциями или вы записывали их осознанно?

– Это было сделано отчасти на эмоциях, но не буду отказываться от своих слов. Да, я возмущена! Все-таки мы приехали на Олимпийские игры, и заявлять нас на дистанцию, на которой мы никогда в жизни не выступали, — это противоречит всем правилам. Это полное неуважение к спортсменам, к труду, который вкладывали все годы, готовились к своим дистанциям. А здесь происходит полный хаос. В тот момент, когда узнала, что могу бежать эстафету, попыталась связаться с Шумаком. Он мне не ответил, просто прочитал сообщения. Потом сказал, что у него якобы плохо ловил телефон, поэтому он не смог мне ответить. Моисевич мне написал, что мне никто не отвечал, потому что они хотели уберечь меня от лишней информации, чтобы я лишний раз не нервничала. Однако на эмоции меня вывел их игнор. Не сам факт того, что меня заявили на эстафету, а полный игнор в мою сторону. И то, что решение было принято за моей спиной, никто не посоветовался ни со мной, ни с тренером, и потом даже не сообщил ничего. Это полное неуважение!

– Почему удалили эти видео?

– Мне начали звонить с угрозами и говорить, чтобы я удалила видео, если хочу дальше быть в спорте. Сначала я долго отказывалась удалять, но потом сделала это, чтобы мне перестали названивать.

– А кто названивал?

– Старший тренер по спринту Евгения Володько звонила даже из Минска, еще кто-то. Володько говорила, что ее вызвали в министерство.

– Потом вы сделали пост, где расставили все точки на і. Это ваше решение или вам сказали опубликовать такую запись?

– Нет, это лично мое решение, потому что мне писали очень многие, комментариев в директ я получила больше тысячи. Я просто физически не могла всем ответить, поэтому решила написать пост, чтобы объяснить причину своих эмоций. Также попыталась объяснить, что если бы ко мне пришли и объяснили все по-человечески, то, возможно, готова была бы пробежать, пусть никогда и не бегала эту дистанцию. За команду готова была постоять. Но так как все решили за моей спиной, это неприемлемо не только для меня, а в принципе для любого спортсмена.

– Вы сказали, что боитесь лететь в Беларусь. Почему?

– Потому что я боюсь, что в Беларуси меня, возможно, могут посадить в тюрьму. Я не боюсь того, что меня уволят или выгонят из нацкоманды. Я беспокоюсь о своей безопасности. И думаю, что на данный момент в Беларуси для меня небезопасно.

– А за что вас могут посадить, ведь вы закон не нарушали?

– В том-то и дело, что ничего не сделала, но при этом меня лишили права участвовать в беге на 200 метров и захотели отправить домой. Поэтому я даже не знаю, что вам ответить.

– Вы хотите получить политическое убежище в Австрии?

– Пока мы думаем, куда обратиться. Думаю, ближайшую ночь над этим придется поразмышлять. И уже завтра примем какое-то решение.

– Кто вам сейчас помогает, пытается урегулировать ситуацию?

– Ребята из SOS_BY, Беларусский фонд спортивной солидарности подключили все свои возможности.

– Как на ситуацию отреагировали другие члены нацкоманд?

– Думаю, они просто ничего не знали. Когда узнали про эстафету, про мои сторисы в Instagram, некоторые ребята меня поддержали. Сказали, что меня понимают и поддерживают. А по поводу моего отъезда никто ничего не знал, никакой реакции нет.

– Наверное, боятся высказаться.

– Я думаю, да.

– Вы знаете, что на госТВ в Беларуси вас накануне активно обсуждали?

– Да, все знаю, мне присылали информацию и видео. Что я могу сказать? Уже когда увидела, как обо мне говорят по ТВ, что говорит Азаренок и прочие репортеры, то у меня пропало к ним всякое уважение как к мужчинам, потому что они позволяют в отношении к девушке неприятные слова. Я же ничего такого не сделала, ничего не сказала. Политику не трогала. Но получила шквал негатива, в том числе в Instagram, который мне непонятен.

– Что дальше будете делать?

– Сейчас я в полиции, а дальше буду просить убежище. Шаг за шагом будем действовать. Я планирую покинуть Токио, но не тем рейсом, которым меня хотели отправить. Сейчас я под защитой полиции.

– Как думаете, к чему может привести ваша ситуация? Ведь обращения в МОК уже поступили.

– Если честно, пока не знаю, к чему может привести. Но виновные в любом случае должны быть наказаны. Вот так вот формировали команду, облажались с эстафетами. И люди должны понести наказание. Думаю, что это, скорее всего, вина не федерации, а нацкоманды по легкой атлетике.