Чернобыльский туризм: что показывают на экскурсии в белорусскую Зону отчуждения

В начале апреля 2019 года — спустя 33 года после трагедии на ЧАЭС — Беларусь открыла Зону отчуждения для экскурсий. Путешествие в Зону начинается в Хойниках — городе, распределением в который пугают студентов. Здесь работает администрация ПГРЭЗ — Полесского государственного радиационно-экологического заповедника.

Площадь заповедной зоны составляет более 216 тысяч гектаров. Ещё 260 тысяч гектаров "чернобыльских" земель — по украинскую сторону границы.

Журналист Еврорадио Роман Протасевич дважды бывал в Зоне со сталкерами. А теперь, чтобы сравнить впечатления, отправился на "официальную" экскурсию. И вот с чем вернулся назад.

Эти поездки — не туризм

За пропуском на посещение Зоны отчуждения нужно обращаться в Министерство по чрезвычайным ситуациям. Если вы хотите попасть в Зону в частном порядке, запрос с обоснованием причин нужно направлять в администрацию зон отселения и отчуждения МЧС. Для организованных экскурсий всё проще — обосновывать ничего не нужно, документы оформят специалисты.

Экскурсия начинается в Хойниках. Здесь на окраине города находится администрация Полесского государственного радиационно-экологического заповедника. Здесь специалисты проверяют все необходимые разрешения и, если всё хорошо, дают окончательное разрешение на посещение территории заповедника, на которой и находится Зона отчуждения.

Мы же, получив окончательное бумажное разрешение на руки, встречаемся с Максимом Кудиным, заместителем директора по научной работе заповедника. Вместе с ним и отправляемся к ближайшему КПП Зоны отчуждения, который находится в деревне Бабичи. По дороге узнаём, что территория Зоны отчуждения со временем не уменьшается, а, наоборот, увеличивается.

Территория заповедника находится под наблюдением сразу 6 ведомств. Если "вопросы" возникнут по линии всех ответственных организаций, можно получить штраф до $25 тысяч! И это одна из причин, почему сталкеров в белорусской Зоне намного меньше, чем в украинской. В основном "диких" ловят на железнодорожных путях — известном маршруте, по которому за несколько часов можно попасть почти на саму ЧАЭС.

Максим отмечает: официальные посетители были в заповеднике всегда. Экскурсии проводились для чиновников, "профильных" студентов и иностранных делегаций. Теперь же доступ открыт и для других посетителей.

— Называть такие поездки туризмом категорически нельзя, — говорит Максим Кудин. — Прежде всего, надо понимать, что такое туризм. Туристами можно было бы назвать людей, которые надолго останавливались бы здесь. У нас это невозможно не только по той причине, что отсутствует какая-либо туристическая инфраструктура, но и потому, что находиться здесь долго пока что нельзя. Называть посетителей заповедника туристами будет неправильно.

Тем временем доезжаем до КПП "Бабчин". Попасть дальше можно только предъявив пропуск. У нас быстро проверяют документы, и вот — мы попадаем в Зону.

Встретить двухголовую рыбу — это вряд ли

Неподалёку от КПП находится база учёных: лаборатории, кабинеты, жилые помещения и даже небольшая столовая. Сотрудники заповедника живут здесь вахтовым методом: две недели в Зоне, две — на отдыхе дома. На территории комплекса есть ещё одно здание — музей.

Вот туда прежде всего и направляемся. Экскурсию проводит учёный Дмитрий Иванцов — он работает в Зоне несколько лет, а в последнее время углублённо занимается изучением водной экосистемы и многочисленных рыб, обитающих на территории заповедника. Музей состоит из четырёх частей. Первый зал — нечто вроде мемориала. Здесь собраны самые различные экспонаты — от пропусков первых сотрудников белорусской Зоны до дозиметров самых разных вариантов. Здесь также расписаны стены — на них большая карта заповедника, список отселённых деревень, а ещё площади утраченных территорий. Выглядит всё трагично.

Следующие два зала посвящены растениям и животным Зоны отчуждения. В заповеднике живут многие краснокнижные животные: от черепах до орланов и рысей. И это понятно. Человек здесь больше не хозяин, а природа отвоёвывает территории и возрождает жизнь. Но самый неожиданный зал музея — последний. Здесь показан быт древних людей, которые жили в этих местах задолго до строительства Чернобыльской АЭС.

В научной части комплекса почти без перерывов проходят самые разные исследования. В одной лаборатории могут исследовать спектр излучения отдельно взятой частицы, а через стенку — делать вскрытие прямой кишки умершего кабана. И так день за днём. Отдельное место занимают исследования, связанные с хозяйственной деятельностью на территории заповедника. Например, здесь контролируют добычу дерева: смешивают сорта полученных опилок, сушат, мочат, отсеивают, замеряют фон в различном количестве и агрегатном состоянии.

Последний кабинет, в который заходим, — это рабочее место Дмитрия Иванцова. Внутри стоит отчётливый запах мёртвой рыбы. Глядя на лицо журналиста, учёный начинает улыбаться: мол, приходилось нюхать и не такое. В спектрометре рядом с его столом лежат куски рыбы, выловленной для проведения замеров.

— Чтобы вы понимали, в заповеднике течёт не только Припять со своими многочисленными притоками и старицами. У нас здесь сотни километров мелиоративных каналов, которые ранее активно использовались против заболачивания. А сейчас всё происходит наоборот и благодаря таким каналам образуется новая болотная экосистема. Это не хорошо и не плохо — природа сама регулирует окрестности, — рассказывает Иванцов.

Учёному задают вопрос о многометровых сомах, которые якобы живут около Чернобыльской станции.

— Встретить двухголовую рыбу или что-то такое — это вряд ли. К тому же врождённые мутации происходят и без участия радиации, достаточно поискать фото в интернете, и вы увидите, что это может произойти где угодно, — отвечает учёный. — Моя задача — изучать, как могут накапливаться радиоактивные частицы в различных тканях разных рыб. И я могу сказать, что всё зависит не только от водоёма. Понятно, что в реке уровни будут намного меньше, чем в каком-нибудь небольшом искусственном водоёме, из которого даже нет стока. Уровень накопления зависит не только от возраста, но и от вида и даже от пола рыбы. Так что от каждого нового экземпляра даже не знаешь, чего ожидать.

— А сами земли в Зоне — реально ли сюда вернуться людям?

— Это трудный вопрос. Понятно, что и растения, и животные, и люди будут привыкать к любым условиям выживания. Но здесь ситуация такая, что что-то может выжить и при экстремально высоких уровнях радиации, где-то 1 % популяции из 100. А при низких уровнях, наоборот, выживет 99 % популяции. Но кто хочет, чтобы этот 1 % составляли люди?

Ценность Зоны отчуждения в том, что мы имеем абсолютно уникальный «полигон», на котором природа отвоёвывает у человека позиции и территории. Это привлекает внимание натуралистов со всего мира — у нас тут чуть ли не паломничество бёрдвотчеров [людей, которые наблюдают за птицами. — Еврорадио], недавно даже из Британии приезжали к нам и остались в восторге от того, что увидели. Но мы уже привыкли — бывает, плывёшь на лодке, а рядом над водой летят хищные птицы. И это прекрасно.

КПП "Майдан": 30 километров до ЧАЭС

Экскурсия продолжается — мы углубляемся в Зону отчуждения. Вместе с Юрием Марченко, руководителем отдела радиационно-экологического мониторинга, садимся в машину и отправляемся к следующему КПП, который называется "Майдан". За ним следуют глухие места. Здесь начинается 30-километровая Зона отселения, обозначенная колючей проволокой.

Дежурный на КПП перепроверяет документы, а после открывает ворота и желает удачи. Машина начинает петлять по дороге, на которой разбитые отрезки чередуются с отремонтированными. Как говорит наш гид, периодически какие-то деньги получается выделить на дорожный ремонт. Тогда заделываются отрезки, находящиеся в худшем состоянии.

Наша следующая остановка — посёлок Погонное, в котором жило более 1500 человек, была своя школа, магазин и банк. Машина останавливается на небольшом пятачке между «конторой» и Домом культуры. Неподалёку стоит памятник, посвящённый событиям Второй мировой войны, — он сильно выделяется, так как солдаты на нём недавно покрашены, а на площадке перед ним, очевидно, недавно была уборка. Юрий говорит, что сотрудники заповедника следят за порядком рядом со всеми памятниками в Зоне (всего их 53). То же касается и кладбищ, которых на территории заповедника 89.

Время в деревне действительно остановилось сразу после эвакуации. На полу "конторы" валяются бухгалтерские книги. Шкафы опрокинуты, в углах стоят портреты Ленина. В здании сыро, потолок начал обваливаться, а под ногами скрипят доски.

К доске объявлений у Дома культуры прибит портрет Пушкина. Внутри сохранились артефакты — старые чёрно-белые снимки в файлике, разделённые по рубрикам вроде "Так мы работали", "Так отдыхали" и т. д. Люди приезжают сюда на Радуницу, чтобы посетить кладбище своих родных, а также погулять по местам своей молодости.

В актовом зале — россыпь транспарантов, табличек и растяжек. Это местные массовики-затейники готовились ко Дню труда в апреле 1986 года или сталкеры создали своеобразную выставку — никто не знает. Вообще, в Зоне сделано много трогательных снимков с куклами, детской обувью или противогазами небольших размеров. Верить таким фото вряд ли стоит: в 99 случаях из 100 это постановочные инсталляции, на которых эпичность и трагичность — искусственные.

Правда, и настоящей трагедии в Зоне хватает. В школе, что находится в паре сотен метров от ДК, хозяйничают мыши. На полочках в кабинете химии до сих пор стоят колбочки с реагентами. На других полочках — сотни тетрадей, папок и журналов.

Рядом стоят одноэтажные корпуса местной больницы. Подойти к ним трудно: всё подчистую заросло кустарником и небольшими деревьями. Внутри — покинутые койки, в шкафах — шприцы, ампулы и запечатанные коробки с лекарствами. Эти лекарства уже точно никому не помогут.

Сталкерский вердикт

Белорусская Зона отчуждения сильно отличается от украинской. Там — мёртвые города и предприятия, заброшенные военные объекты, куда можно попасть, спрятавшись от охраны. Здесь — наука и природа. Зато официально. Для человека, который увидел "настоящую" Зону и гулял по крыше недостроенного энергоблока ЧАЭС, смотреть не на что.

Тем не менее некоторые белорусские "объекты" почти не отличаются по атмосфере от того, что можно увидеть в мёртвой Припяти, — школы, местные ДК, покинутые дома. И они даже выигрывают в плане сохранности — здесь не было столько мародёров и сталкеров, которые разобрали "объекты" на сувениры.

Но если вы никогда не были в Зоне отчуждения — ехать однозначно стоит. Прежде всего, чтобы перенестись в 1986 год, почувствовать ту атмосферу. И посмотреть, как сейчас природа возвращает себе то, что когда-то забрал человек. К тому же вам может повезти — экскурсоводом окажется тот, кто жил в этих местах во время трагедии и эвакуации. Тогда можно услышать реальные истории, имена и даже найти артефакты того времени. А это бывает намного интереснее, чем просто смотреть на покинутые предприятия.

Всего в белорусской Зоне отчуждения находятся 96 заброшенных деревень. В 1986 году там жило более 22 тысяч человек. Скелеты брошенных зданий ещё долго будут служить немыми памятниками самой большой техногенной катастрофе в истории человечества.