История политзаключённого: “Когда жена подала на развод, им это было в радость”

Евгений Баровский заступился за незнакомого мужчину на одном из маршей солидарности. Он не знает, кем был тот человек.

Евгений не нанёс ни одного удара силовикам. Но только за угрозу применения насилия в их адрес судья забрал у него 4 года молодости. Почти 4 года Евгений провёл в колонии.

“Там к низкому статусу, к человеку, который, например, девочку маленькую изнасиловал, администрация относится лучше, чем к нам, политическим. Если чай кто-то с нами попьет, то сразу автоматически вдвоем в ШИЗО”, — рассказывает Евгений журналистам Еврорадио, когда мы встречаемся в Варшаве.

Когда он уезжал из Беларуси, с собой была только небольшая сумочка.

“Кофта, штаны, майка, пауэрбанк и запасная пара обуви. А, ну и 75 евро в кармане. Всё, больше ничего не было”, — рассказывает Евгений и показывает нам сумку, с которой уезжал из Беларуси.

Сейчас он ищет работу в Польше. Вы можете помочь Евгению найти работу в сфере ремонта машин — или поддержать персональный сбор политзаключённого на BySol.

“Помню, он был такой крупненький”

В ночь с 9 на 10 августа 2020 года Евгений уснул. А когда проснулся, была уже ночь. В телефоне — сообщения от друзей. В интернете — видео столкновений с силовиками.

— Больше всего меня задело видео с Окрестина. Там кого-то выпустили, и девочка плакала. Так плакала… просто неимоверно. Волонтёры давали какую-то еду. И меня это очень тронуло. Потом я посмотрел еще пару видео, на которых ОМОН женщин бил дубинками. И я понял, что тоже должен проявить солидарность.

Я и на суде также сказал: на митинги я выходил в поддержку людей и против насилия со стороны сотрудников.

Марш, который изменит следующие 4 года жизни Евгения, прошёл в октябре. Недалеко от станции метро Пушкинская силовики попытались задержать мужчину.

— Помню, он был такой крупненький. Поэтому, наверное, они и не смогли его затащить в бус сразу. Они его под руки брали, а он просто всем весом падал — и всё. И тут люди вокруг стали помогать. Помню, что какие-то ящики бросали.

Потом уже из уголовного дела я узнал, что в микроавтобусе было разбито стекло. Видимо, они (силовики) понимали, что чем больше они здесь задержатся, тем печальнее всё может закончиться.

Евгений никого не ударил, но знал, что попал на видео этих событий. И спустя несколько дней его задержали. Он говорит, что не хочет вспоминать тот вечер. Говорит, что момент задержания был — он подбирает слово — противный.

— Это было настолько быстро… Просто наносится мне удар — и я сразу падаю на землю. Подбегают пять-шесть человек. Кто-то кричит “вы задержаны по подозрению…” Ну и всё. В микроавтобусе меня положили на пол.

Силовики записали видео, на котором спрашивали Евгения, наносил ли он удары их коллегам. Евгений сказал — нет. Добавил: может, и хотел, но вокруг было столько людей, что даже если бы и захотел, то не мог этого сделать.

Евгений показывает, куда его били. Рассказывает, что после этих избиений неделю было тяжело ходить.

“Там зверинец. Просто дикие люди”

Сразу после этапирования в колонию Евгения отправили в ШИЗО.

— Комнатка “два на три”. Маленькие окошки. Ты даже не понимаешь, сколько времени. Кровати — просто доски. Постельного белья, подушек — ничего нет. Просто доска.

Но этого было мало, чтобы политзаключённый почувствовал себя плохо. Администрация решила, что сидеть в ШИЗО одному — это слишком шикарные условия.

— Поэтому они подсаживали нас к людям, у которых, скажем так, с головой не все в порядке. Я даже не знаю, как это назвать. Там зверинец. Там просто дикие люди, каждый сам за себя и выживает, как может.

За время отсидки Евгений “заработал” гайморит, но это не помешало администрации снова отправить его в ШИЗО. Лечили заключённого антибиотиками, но в условиях отсутствия витаминов и нормального питания они сильно били по организму.

Плюс — холод. Зима. Бетонные стены ШИЗО. Евгений очень худой, поэтому он с головой влазил в слишком большую для него робу, и только этим спасался.
Бывшая жена Евгения писала письма во все доступные инстанции, статьи о политзаключённом публиковали правозащитники “Весны”. Но это не помогало, а делало его жизнь в колонии только тяжелее.

— Мне сказали: ты из ШИЗО выйдешь только когда они все эти жалобы поудаляют, — говорит Евгений. — Я позвонил и сказал: Вероника, не пиши ничего. Потому что можно усугубить ситуацию настолько, что мы с тобой и не созвонимся, и не увидимся. И когда супруга подала на развод, для них это было в радость, потому что больше некому было писать жалобы.

Евгений — сирота. После развода его некому было поддержать. Кофе и сигареты ему присылал другой осуждённый, который вышел из колонии раньше. Но Евгений говорит, что если в колонии у тебя есть кофе и сигареты, то этого достаточно. За них можно выменять что угодно.

— Так что нормально. Печально — это когда вообще ничего нет.

“Я был на Зыбицкой, на Октябрьской — все какие-то зажатые. Нет искры в глазах”

Когда Евгений освободился, у него была эйфория. А у Минска — тоска.

— Может, это потому, что я потерял 4 года своей молодости? Но честно, с кем я ни говорил, все соглашаются, что город изменился. Я был на Зыбицкой, на Октябрьской — все какие-то зажатые. Нет искры в глазах. Даже на тусовках мрачно. Все стали какие-то запуганные.

Евгений хотел связаться с другом и написал его жене в соцсетях. Но жена друга попросила больше не выходить на связь с их семьёй. Мол, это может быть опасно для семьи.

Евгений походил по Минску. Он думал, что на свободе захочется всего — пиццы, кофе, шаурмы. Он взял кофе на вынос, сходил за шаурмой. Понял, что его всё ещё пугают микроавтобусы.

— Эта паранойя осталась у меня, наверное, на всю жизнь. Едем с товарищем в машине, останавливаемся на светофоре, я вижу бус и говорю ему — блокируй двери! В общем, оставили в моей памяти след эти микроавтобусы.