Любой запрет начинается с доноса. И превращается в фарсовую мистерию
В Беларуси остановили продажу билетов на комедию Армандо Ианнуччи "Смерть Сталина". Наш Минкульт проникся скандалом в России, где власти сатиру и иронию приняли за насмешку над великим историческим прошлым, и чиновники решили ещё раз пересмотреть фильм. А вдруг там есть порнография и экстремизм? Чем белорусам может навредить фильм Ианнучи, есть ли смысл в цензуре в ХХІ веке, мы спросили у кинокритика Игоря Сукманова и кинопродюсера Леонида Калитени. Смотрите интервью целиком!
В русской и советской культуре перестроечных времён мы застали огромное количество картин в духе "Смерти Сталина"
Сукманов: Любой запрет начинается со стука в дверь снизу, с доноса. А дальше это всё разбухает и превращается в фарсовую мистерию. Возврат к прошлому с одной стороны очень абсурден, с другой - уродлив и страшен. Потому что он показывает, что на самом деле то, что мы называем либеральным направлением профукало ситуацию. Ведь абсурд в чём? В русской и советской культуре перестроечных времён мы застали огромное количество картин в духе "Смерти Сталина". Тот же "Пир Валтасара" Юрия Кары, где вся клика политбюро представлена в виде уродливых карликов и ничего кроме омерзения не вызывает... С этой точки зрения реальность, в которой мы сейчас живём, сюрреалистична.
Калитеня: На самом деле при выдаче прокатного удостоверения чиновники должны были уже посмотреть фильм, соответственно, решение у них есть. А пересматривают сейчас, чтобы не вляпаться в политическую ситуацию, к чему они, конечно же, не готовы независимо от того, что там происходит в соседней стране.
Если вы не можете найти себя в большой системе Голливуда, вы всегда себя найдёте в системе независимого кино
Калитеня: На Западе в кино существуют такие понятия, как политкорректность. Есть темы, которые ты можешь так снять, что тебя нигде не покажут. Но в чём заключается вызов современного дня? Повестка запрещённого даже по умолчанию каждый день пересматривается. Та часть хайпа, которую мы видим, поддерживается в качестве топлива фантомными болями об утраченном чём-то святом. Людям хочется иметь святое. В крайнем случае, они его себе придумывают. Фильм будет просмотрен благодаря вою от боли, что медиа-мир наступает, что нет ничего святого, что можно над всем смеяться.
Сукманов: На Западе нет запретов! Есть система больших студий, где существуют определённые правила, в том числе и политкорректности. Но всегда есть альтернатива. То есть, если вы не можете найти себя в большой системе Голливуда, вы всегда себя найдёте в системе независимого кино. И никто не будет ставить нам никаких препятствий, за исключением каких-нибудь христианских матерей или прочих общественных организаций, которые не влияют глобально на судьбу произведений. В Америке вышла книга о 150 фильмах, подвергнутым цензурным гонениям. И если её изучить, можно понять, что все эти судебные процессы имели позитивный результат. То есть, то, что запрещал штат Огайо, в штате Миссисипи было разрешено.
Ограничения влияют на молодых художников
Сукманов: Та степень свободы, которой обладает художник на Западе, ощущается уже в университетских работах. Никаких табу! Они могут снимать всё, что угодно. Не было бы такого режиссёра, как Квентин Тарантино, если бы не было той самой свободы, которая царила в самих индустриях. У нас всё существует в ограничениях. Эти ограничения влияют на молодых художников. Их вроде ещё никто за руку не держит, а они уже пытаются отступать от самих себя и рисовать мир в слишком розовых тонах, либо пытаются вообще избегать остроты.
Калитеня: Случай со "Смертью Сталина" — индикативный. Если Минкульт и в политику не влезет, и фильм не запретит - я сниму шляпу. Или поступит по-солдафонски.
Сукманов: На месте госструктур я, наоборот, работал бы с такими картинами, как "Смерть Сталина". Подключал бы искусствоведов, историков для того, чтобы эти показы были небесполезными.
