Нобелевская речь Боба Дилана
10 декабря состоялось вручение Нобелевских премий. Лауреат премии по литературе Боб Дилан на вручение премии приехать не смог. Однако рок-музыкант прислал на церемонию письмо со своей Нобелевской речью. Еврорадио публикует её.
Всем добрый вечер. Я горячо приветствую всех членов Шведской Академии и всех остальных уважаемых гостей сегодняшней церемонии.
Я сожалею, что не могу быть сегодня вместе с вами, но, пожалуйста, знайте, что душой я с вами, и что для меня получить такую престижную награду — огромная честь. Я никогда не мог представить или догадаться, что мне вручат Нобелевскую премию по литературе. С самого детства я читал и впитывал сочинения тех, кто был ранее признан достойным этой регалии: [Редьярд] Киплинга, [Бернарда] Шоу, Томаса Манна, Перл Бак, Альбера Камю, [Эрнеста] Хемингуэя. Эти гиганты литературы, чьи книги сейчас изучают в школах, хранят в библиотеках по всему миру и обсуждают с благоговением, всегда оказывали на меня сильное впечатление. То, что сейчас моё имя будет с ними в одном списке, по-настоящему неописуемо.
Я не знаю, думали ли эти мужчины и женщины о Нобелевской премии. Но я думаю, что любой, кто где-то на планете пишет книгу, стихотворение или пьесу, может в глубине души тайно мечтать о ней. Возможно, эта мечта похоронена так глубоко внутри, что они и сами не знают о ней.
Если бы кто-то когда-то сказал мне, что у меня есть хоть малейший шанс выиграть Нобелевскую премию, я бы решил, что вероятность того примерно такая же, как оказаться на Луне. Правду сказать: в год, когда я родился, и ещё несколько лет после этого не было человека в мире, которого бы посчитали достойным Нобелевской премии (с 1940 по 1943 года Нобелевская премия не вручалась; Дилан родился в 1941-м. — Meduza.io ). В общем, я понимаю, что я в исключительной компании, мягко говоря.
Когда я получил эту удивительную новость, я был в пути, и мне потребовалось больше, чем несколько минут, чтобы должным образом осмыслить её. Я стал думать о великом писателе Уильяме Шекспире. Полагаю, он считал себя драматургом. Мысль о том, что он занимается литературой, вряд ли приходила ему в голову. Его слова писались для сцены. Их нужно было произносить вслух, а не читать. Когда он писал "Гамлета", я уверен, что он думал о многом: "Какие актёры подходят для этих ролей?", "Как это ставить?", "Действие точно должно происходить в Дании?". Его творческое видение и амбиции, безусловно, больше всего другого занимали его, но существовали и будничные проблемы, с которыми нужно было разобраться. "Хватает ли у нас денег?" "У нас достаточно хорошие места для спонсоров?" "Где взять череп?" Готов поспорить, что последнее, о чём задумывался Шекспир, был вопрос: "А это литература?".
Когда я подростком начал писать песни, и даже когда мои способности стали получать определённое признание, я не мечтал о какой-то особой судьбе для этих песен. Я думал, что они могут звучать в кафе или барах, когда-нибудь, возможно, в залах вроде Карнеги-холла [в Нью-Йорке] и "Лондон Палладиум". В самых смелых мечтах я представлял, что записываю альбом и слышу свои песни по радио. Такой поворот событий представлялся мне по-настоящему большой наградой. Записывать альбомы и слышать себя по радио означает, что тебя слушает много людей и что у тебя может появиться возможность продолжать делать то, что начал.
Что ж, я делаю то, что начал, уже очень долго. Я записал десятки альбомов и сыграл тысячи концертов по всему миру. Но жизненный центр всего, что я делаю, — это мои песни. Похоже, что они нашли своё место в жизни многих людей во многих различных культурах. Я благодарен им за это.
Но есть одна вещь, которую я должен сказать. Я играл живьём для 50 тысяч человек и для 50 человек, и я могу сказать вам, что для 50 человек играть труднее. 50 тысяч человек превращаются в единый организм, а пятьдесят — нет. У каждого слушателя своя отдельная личность, свой собственный мир. Они могут воспринимать вещи более ясно. Ваша искренность и то, как она соотносится с твоим талантом, действительно проходят испытание. Я понимаю то, как много человек входят в Нобелевский комитет.
Но, как это было и у Шекспира, моя голова слишком часто занята моими творческими амбициями и попытками разобраться с самыми различными жизненными делами. "Кто из музыкантов лучше сыграет эти песни?", "Записываю ли я их в правильной студии?", "Правильно выбранная тональность для песни?". Некоторые вещи не меняются даже за четыреста лет.
И никогда в жизни у меня не было времени спросить себя: "А мои песни — это литература?".
Поэтому я говорю большое спасибо Шведской Академии — и за то, что она потратила время на то, чтобы ответить на этот вопрос, и за то, что этот ответ оказался таким прекрасным.
Желаю вам всего наилучшего,
Боб Дилан
