Полесские старожилы: Почему живу так долго? Не пил, хоть и был беспартийным

Кто они, старейшие белорусы Полесья? Они родились, когда этот регион Беларуси был в составе Польши, потом под коммунистами и под гитлеровцами. Каким было их детство, юность, чем они занимались, как женились, где были во время войны, как приняли коллективизацию? И что делали для того, чтобы долго жить? Все они разные: кто-то слабее, кто-то более крепкий, кого-то подводит память, а кто-то может часами рассказывать историю своей чаще всего нелегкой жизни. Читайте 9 историй из жизни старейших полешуков.

Алексей Давидович — старейший, но чрезвычайно резвый и общительный, житель Ивановского района. В марте ему исполнилось 100 лет. Зимовать ездит к сыну в Брест, но на свой день рождения всегда возвращается в Стрельно — родную деревню, где его ждет любимый дом и шикарный яблоневый сад.

У семьи Алексея Григорьевича была собственная земля, отец держал овец, пять коров, две лошади. В 1944 году Алексей попал на фронт, освобождал Варшаву и Берлин, за что имеет боевые награды. В 1946-м вернулся с войны, через год женился, ещё через год построил дом. Был шофёром, кочегаром в местной школе, но делом жизни называет сад, о котором может рассказывать часами.

"Однажды насобирал девять тонн яблок, такой урожай был! Перед Колядьми завезли как-то с соседкой в Пинск, по два рубля за килограмм продавали. А фарш был рубль восемьдесят копеек. За проданный килограмм яблок буханку хлеба можно было купить. Возил их на продажу в Пинск, Брест, даже на Урал поездом. В 77-м году здесь ни у кого машины не было, ни у председателя сельсовета, ни у директора школы, а у меня была! Яблоки меня кормили!.. Дочь моя умерла в 25 лет. Сын работает врачом в Бресте, тяжело болеет. А я живу. Когда умерла дочь, у меня был первый инфаркт. Жена умерла 22 года назад — второй инфаркт. Третий, когда косил огород перед Троицей. Но живу. Никогда не пил и не курил, и теперь не пью. Был на фронте, там же табак давали и водку, особенно если в тяжёлые бои шли. А я никогда не пил. О чём мечтал? О чём мечтал, то и делал. Любил сад, потому что прибыль хорошая от него. Я прожил жизнь неплохо, если б не умерла дочь, если б сын не заболел... Молодым желаю... Чтобы не было войны, и чтобы меньше пили водку".

Юстина Бурак живёт в деревне Застружье в Ивановском районе. Вместе с братом и племянницей. Говорит, что ей около 100 лет. Спокойная и улыбчивая бабушка уже плохо слышит, но рассказать о себе не против.

"По-всякому работала: и в поле, и коров доила. В школу когда-то ходила, в польскую, 7 классов отходила. Но по-польски ничего не помню — позабувала. Потом нигде не училась. Отец умер, мать тоже слабая была. Тяжело было при Польше. Работать надо было, а кушать — как себе хочешь, мало хлеба было. Пока молодая была — вышивала, пряла, ткала, своё делала. Войну помню. Дома здесь была. Придут, походят здесь какие-то — кто его знает, кто они. Всякие были... Замуж не выходила, потому что заболела, в больнице пролежала. Сирота я с детства. А искали тех, у кого есть родители. Да кто богаче. Мы же были бедные".

В Мотоле в перестроенном на новый лад доме вместе с детьми, внуками и правнуками живет Юстина Демкович. Шутница, когда спрашиваешь, сколько ей лет, отвечает: "До холеры и трошки". 95-летняя Юстина бодрая, только ходит еле-еле и плохо видит — это её и огорчает.

"Чтобы хорошо жилось — всё надо делать, главное, чтобы не абы что. Что умеем, то и делаем, а если не умеем — поём. Лучше петь, чтобы не плакать. О любви уже не когда петь, надо петь о смерти, но не хочу о смерти! Хотя время умирать, что здесь жить?! Выйду, сижу, бы роззява, а они работают. Смотри на них. О, если б я работала, было бы хорошо. Я когда-то всё подряд делала. Кажется, и где же оно делось? Но о прежней жизни вспоминать не хочу. Деточка, пусть Биг кроет от такой жизни, как когда-то было. Надо ж накрасть огурцов в колхозе — пятеро детей, кормить же надо, а самой некогда было сажать, много работала в колхозе. Натолчёшь толконицы горшок, а теперь дай толконицы, то и на тебя выбросят. Теперь что, всё есть?! Что делать, чтобы долго прожить? Живите хорошенько, ешьте, играйте да и всё".

Доминика Пуховец — Доминися, как она сама представляется, родилась и всю жизнь провела в Бездеже, что в Дрогичинском районе. Сейчас ей 95 лет. Работала на разных работах в колхозе, сильно болела астмой — сын возил в больницу чуть живую. А теперь астмы нет. Но болят ноги: совершенно сгорбленная Доминися едва передвигается по двору с помощью трости и выглядит печальной.

"Жила по-всякому. Пуйдеш, поработаешь среди людей, хорошо было. Ещё кружева плела. А в школу никак не ходила, не грамотная я. Войну помню. Война та впеклась. Убегали и убегали, а как гитлеровцы отойдут, обратно домой возвращались. Как замуж выходила? Кто его знает. Уже забыла. Человек мой уехал на Украину и там остался с какой-то. А я одна жила. Сейчас вон лежу или на улице сижу. Телевизор не смотрю. Раньше очень любила, а допиро (сейчас) не люблю. Ведь я его и не вижу, глаза не видят".

107-летний Александр Щеглирикович — один из старейших жителей Брестской области. У Александра пять детей, 12 внуков, 24 правнука и 12 праправнуков. А живёт он вместе с семьей сына на родине — в деревне Лаховка Лунинецкого района. Во время войны Иван, солдат Армии Крайовой, попал в немецкий плен. Вернулся домой и работал в рыболовной бригаде, смотрел за хозяйством, растил детей, нанимался косить людям — за полтора дня выкашивал два гектара! Родственники говорят, что в 100 лет дедушка полностью себя обслуживал, колол дрова, садился на велосипед, ехал 9 километров до Припяти, осматривал улов рыбаков, шёл по дамбе до реки Смердь и возвращался обратно домой. "Удался крепкий человек такой, даже сейчас, когда возьмёт за руку, то чувствуется сила", — говорит невестка Щеглириковича. А сын добавляет, что в их семье никто не умирал раньше 80-ти лет.

Мария Кульбеда — бывшая почтальонша. Живёт одна, из-за горя и бедности замуж не выдали. Она самая младшая из наших полесских собеседников-старожилов. Жительнице знаменитого Мотоля 92 года. Когда рассказывает свою историю, плачет. В 1942-году Марию, её младшую сестру, мать и отца вместе с другими односельчанами увезли на работы в Германию. После освобождения семья вынуждена была оставаться на чужбине — приводить в порядок военную часть, где стояли советские солдаты.

"Все лето убирали пшеницу, картофель, готовили еду на котле. А потом объявили карантин по тифу. Никуда нас не выпускали. И мы до самого декабря 45-го вынуждены были там оставаться. Вернулись в Мотоль. Зима, дома нет, всё спалили. Отец, больной, поставил стены с одним окошком и умер. Трудно было. Мать пешком ходила 40 километров до Пинска за хлебом... Никто не верил, что нас погнали в Германию. Спрашивали, зачем мы туда добровольно поехали? Только после признали узниками. А до 16-лет было слишком хорошо. Я ходила в школу, пряла. Мы же единочлично жили. Не было колхозов. Своё поле. Запрягает отец кобылу, едем полоть, копать, жать. Неплохо было до войны. Разживались. А пришла советская власть, ой, трудно стало. Налоги были на мясо, на яйца, на рожь. Все нужно было отдавать государству. Люди были недовольны страшно. В тюрьмы сажали, кто лучше немного жил, вывозили семьями в Архангельск. А теперь уже как же хорошо жить! Как хотела жить? Заранее не знаешь, как оно будет, как придётся. Но работать надо было меньше".

Нине Дацкевич 99 лет, живет в Липниках, в Дрогичинском районе, под присмотром младшей дочери Марии (всего у бабушки пятеро детей). На улицу Нина Константиновна не ходит, зато с помощью табурета довольно бодро передвигается по дому. В Беларусь Нина приехала в трёхлетнем возрасте, во время Первой мировой войны её семья бежала с Брестчины аж в Кемерово. А потом вернулась. Родители Нины в своё время были переселены из Беловежской пущи в Дрогичинский район. Это было тогда, когда царь Николай II решил сделать из пущи заповедник. Всем переселенцам он выделил много земли и лошадей. Поэтому семья была зажиточной. В пять лет у Нины умерла мать. Во время войны вместе с мужем была в партизанах.

"При Польше же нечего было купить — сами пряли, ткали и ходили в своём. Маладэю замуж пошла, почти в 17 лет. Мацяри нет, мачеха была плохой. А парень, который посватался, был хороший. Богатый был. У них земли было много, потому что при Польше богатством земля была, а теперь богатство — деньги. У кого земля — у того и хлеба хватало. Он на пять лет был старше, учился, был польским учителем, а польский учитель тогда — большая шишка... Почему я так долго живу? А кто его знает, как Господь дал. Это мука. То ноги болят, то одно, то другое".

Павел Каратыш по кличке Ковалец помнит подробно каждую минуту своей жизни. В свои 93 гоняет по Кожан-Городку, что в Лунинецком районе, на скутере. Говорит, что отдал за cкутер "10 миллионов". Родился при Польше, прошёл немецкий плен, вернулся на родину, был и кладовщиком, и дояром-аппаратчиком, и молоко собирал у населения. Жизнью доволен. Правда, говорит, были нюансы:

"Мы в колхозах годами работали, а нам копейки не давали. Зато каждый день бригадир стучал в окно, мол, иди на работу. А в конце года насчитывали по 7 копеек в день. Но я людям помогал, тем самым зарабатывал. Мог 15 рублей в день заработать — какой бабе дров привезу, она, хоть и небогатая, а заплатит. Пойду в колхоз на несколько дней, а потом снова сам по себе. Ох, не нравилось это никому. В молодости хотел поехать в город и работать на фабрике или заводе, развозить хлеб по магазинам. Но на селе паспорта забирали... Живу по принципу: если плохо — жди лучшего, если хорошо — жди худшего. А вообще, чтобы жить нормально, не надо пить. Я и живу так долго, потому что я непьющий. Если бы пил, напился бы, упал и умер. У нас ужасно спились люди. Почему, думаете, меня отправили учиться на дояра-аппаратчика? Потому что я не пил, хотя и был беспартийным".

Низенькая  99-летняя Татьяна Бартош с прозрачными глазами живёт в одинокой избушке в Тышковичах, что в Ивановском районе. Одна, детей нет, с мужем прожила 30 лет. Работала на поле, пускала к себе жить квартирантов. Помнит детство и работу у немецкого "бауэра".

"Я маленькая была. Братик пас коровкы, и меня мамка будила: "Тэнька, иди братику помоги коровкы гнать". И я шла. Что мамка с папкой командовали, то мы и делали. Что у всех людей, то и у нас было... А на войне нас забрали в Германию. Доила коровку, и мы составляли овсяные снопы на втором этаже. Снопок полетел в такую, словно трубу, а я за ним полетела, со второго этажа. И в корыто с цементом грохнулась. А девочки все кричат: "Таня, капут Тане! Тане капут. Нет Тани". Спустились — я жывэнькая. Меня, повезли к врачу. Доктор послушал, сказал: "Гуд гэзунд". Здорова, значит. "Цвай днэй лигэн. И гээн коу милкен ".  Два дня лежать, и коровкы доить пойдёшь. И так и было".

При поддержке "Медиасети"