Солдат ЦАХАЛ: "Сейчас стреляют по нам. И ты сидишь, ждёшь — прилетит или нет?"

Пехотинец ЦАХАЛ Томми прямо сейчас находится в ста метрах от ливанской границы (в Ливане действует группировка “Хезболла”). Сразу за пограничным забором — ливанская деревушка. Оттуда по Томми и его подразделению стреляли.

Последние три недели Томми живёт здесь, на самой границе Израиля, в небольшом населённом пункте. Здесь нет ни одного гражданского — только военные. Всех жителей из десятикилометровой приграничной зоны переселили в более безопасные места.

— Когда на днях я возвращался на базу, было уже поздно. Мы ехали по шоссе через соседний город, и он был полностью тёмным. Вокруг — многоэтажки, но ни в одной не горит свет. Город-призрак, только блок-посты с солдатами — людей эвакуировали. Выглядит это довольно жутко, — рассказывает нам Томми.

Когда мы написали ему 7 октября, Томми попросил отложить интервью до “после войны”. Ожидания, что так внезапно начавшаяся война быстро закончится, не было уже тогда — но ещё было непонимание, что вообще происходит. Томми говорит, что сравнить это можно разве что с 24 февраля в Украине.

“Командир написал в ватсапе: через пару часов будь там-то”

А 6 октября был очень неплохой день, вспоминает Томми. Он сходил с друзьями в поход, вернулся — и проспал полдня. А вечером снова встретился с друзьями и просидел с ними до четырёх утра.

— А уже в 8 утра меня разбудил друг: сказал, что началась какая-то херня. Мы не ожидали, что такое может случиться, хоть и привыкли к войне, привыкли к обстрелам. Но не к тому, что тебя могут разбудить и сказать, что террористы взяли заложников, что террористы ездят по городу на машинах и расстреливают людей.

Тогда я впервые увидел такое число резервистов — не молодых лысых срочников, а взрослых мужиков 30-40 лет. Все приехали с гражданки.

Хоть я пехотинец и отношусь к боевым войскам, меня должны были призвать только если бы что-то случилось на севере, на границе с Ливаном. В крайнем случае я думал, что призовут, если нужно будет закрыть “дыры” на юге.

Но ситуацию оценили иначе. Вероятно, предположили, что иранские группировки — а они находятся в Ираке, Ливане и Сирии — могут подать голос. И была вероятность, что они также зайдут на наши территории и попытаются захватить населённые пункты. Поэтому нас в первый же день послали на север.

Сейчас мы здесь практически никого не атакуем. Стреляют по нам. И ты сидишь, ждёшь — прилетит по тебе или нет? И в этом всё напряжение: ты не знаешь, чего ждать, не знаешь, когда это закончится. Не знаешь, что будет с северной границей — а она потихоньку разогревается. Уже сейчас постоянно бомбят.

Да, всё ещё не так, как на юге — там уже начинается наземная операция. Но здесь тоже постоянно летают ракеты, падают бомбы. По нам постоянно работают ПТУРы (противотанковые ракеты) и минометы.
 

“Больше всего хотел поспать без одежды в своей кровати”

На днях Томми смог полтора дня провести дома — предыдущие три недели был на позициях. Ехать на отдых даже побаивался — предчувствовал, что будет сложно снова возвращаться к роли солдата.

— Больше всего хотел поспать без одежды в своей кровати. Мы здесь сидим 24 часа в сутки в ботинках армейских и в снаряжении. Я не преувеличиваю, нам нельзя это снимать. И вот когда ты три недели сидишь потный, грязный — а зима у нас ещё не началась, здесь +30, то больше всего хочешь снять это снаряжение и лечь в чистую постель.

В плане еды у нас всё в порядке. Мы армейскую еду не едим, нам гражданские привозят и домашнюю еду, и ресторанную.

Когда Томми ехал домой, думал, что проведёт много времени с друзьями. Но оказалось, что он слишком хочет спать.

— Я приехал в пятницу утром, а в субботу после обеда уже нужно было возвращаться на базу. Думал, встречусь с друзьями в пятницу вечером, но пока разобрался со всеми делами — сходил в магазин, подстригся — было уже три часа дня. Думал, посплю пару часов и проснусь к встрече, а проснулся около полуночи. С друзьями встретился только следующим утром.

Томми живёт в Хайфе — это город на севере Израиля.  Когда он шёл в форме по улице, на него едва ли обращали внимание. Город жил своей жизнью. Когда сидел на остановке и ждал друга, с которым должен был ехать на базу, всё было иначе.

— Много машин, проезжая мимо, сигналили и говорили добрые слова. Потом подъехали две девушки, спросили, сколько я здесь буду сидеть. Я ответил — минут 30-40. Они: окей, мы подъедем и привезём тебе ништяков. Вернулись с пиццей и колой.

Ребята рассказывали, что иногда в кафе могли бесплатно угостить. В парикмахерской — не взять денег.

На базу нам часто привозят пожертвования — еду, предметы личной гигиены. Снаряжение стали привозить — и форму, и каски, и разгрузки, и бронежилеты. В прошлых операциях не помню, чтобы подвозили снаряжение. Видимо, дело в том, что сейчас призвали очень много людей, и всё лучшее снаряжение отправилось на юг.

И да, когда вернулся на базу, поначалу на самом деле было непросто опять войти в роль солдата. Я успел снова втянуться в гражданскую жизнь за те полтора дня, что у меня были.

Первую неделю Томми постоянно сидел в телеграме, читал новости. Сейчас тоже читает — но меньше.

— С ребятами чаще говорим о пустяках. Или о деле: что делать, если на нас нападут, если будут обстреливать.

— А гуманитарную катастрофу в Газе обсуждаете?