Мнение о кризисе: “Белорусы, которые спокойно релоцировались, тоже не беженцы"
Евгений участвовал в спорах о праве беженцев на Европу ещё в 2015-м, когда в Европе обострился миграционный кризис. То есть время на формирование мнения у него было.
Сейчас продолжает приводить аргументы в спорах в фейсбуке. Но уверяет, что за пределами соцсетей проблема стоит не так остро, а накал страстей куда как ниже.
Мы продолжаем публиковать серию “Страх и ненависть”. Это разговоры, в которых мы стараемся осмыслить нашу новую реальность и говорим о миграционном кризисе.
“Я бы не переоценивал угрозу”
— У меня нет в близком кругу общения кого-то, кого я б мог назвать мигрантом (если не считать мигрировавших белорусов), нет и каких-то негативных историй, вроде “меня в Стокгольме ограбили сирийские беженцы”.
Я не слишком толерантен к невежеству, особенно агрессивному, идейных борцов за мир во всём мире тоже недолюбливаю. А вот нетерпимости к людям по каким-то формальным признакам вроде расы, национальности, ориентации у меня вроде бы нет.
На мой взгляд, нужно помнить, что мигрант — гость в чужой стране, со всеми плюсами и минусами этого статуса. И соответственно, они должны принимать правила того дома, где они в гостях, потому что не он и не его предки сделали эту землю такой, какая она есть, не их потом и кровью она полита, пардон за пафос. Опасность этой ситуации — возникновение эмигрантских гетто, где пришельцы живут поколениями, не интегрируясь в местную культуру и не желая этого делать.
Белорусам мигранты пока ничем не грозят, в ближайшей перспективе, наверное, возможен рост преступности, когда у этих тысяч людей, сидящих по белорусским лесам, гостиницам и переходам, закончатся деньги и терпение.
Но я бы не переоценивал эту угрозу.
Куда исчезла белорусская солидарность? Во-первых, государство в последние полгода зачистило всё что можно, так что те, кто мог бы сейчас проявить инициативу, даже если они ещё в стране, прекрасно понимают, что она наказуема. Я думаю, дело в первую очередь в этом.
Во-вторых, с героями в белых халатах или со своими соседями солидаризироваться в целом проще, чем с подозрительными чужаками. Сам я не сильно понимаю, в чём я на данный момент могу проявить солидарность с мигрантами.
“Белорусы, которые спокойно релоцировались, а не сбегали с рюкзаком, — тоже не беженцы”
— Есть ли для меня отличие между мигрантом из Беларуси, который бежит в Польшу, и курдом, который бежит в Германию? Есть. Беглец из Беларуси бежит “откуда”, мигрант из Курдистана бежит “куда”. И это принципиальная разница.
Я вполне по-человечески понимаю стремление свалить из страны, где жить так себе, в страну, где жить хорошо. Сочувствую людям, застрявшим накануне зимы в приграничных лесах, и совершенно не желаю им зла и не злорадствую “вот сейчас вам поляки покажут!”.
Но люди, которые спасают свою жизнь и свободу, бегут от репрессий, войны, голода, не выбирают страну с пособием побольше, а бегут туда, куда могут убежать. Еврей, бегущий от холокоста, следователь из “Байпола”, уходящий лесами в Польшу, — беженцы. Наши гости из Курдистана — в массе своей экономические мигранты.
Точно такие же, как те тысячи белорусов, которые не уехали с одним рюкзаком под угрозой ареста (некоторые самолётом или автобусом, а некоторые и лесами), а более-менее спокойно релоцировались, — они тоже не беженцы. Да, по сравнению с курдами или сирийцами мы в привилегированном положении, нам европейские страны легко выдают визы, которые тем мигрантам получить практически нереально.
Но это право европейцев — решать, граждан каких стран они рады у себя видеть, а каких нет. Как я раньше говорил, это их земля, политая кровью и потом их предков, и хозяева там они.
Важно помнить, что мигранты — это в первую очередь люди. А люди бывают разными, как хорошими, так и плохими.
