Почему киевляне начали поджигать "Беркут". Репортаж с Грушевского
Дедушка Константин идет в сторону рядов "Беркута", где его внуки разливают бензин в только что привезенную партию пустых стеклянных бутылок.
На улице Грушевского в Киеве пока спокойно. Насколько спокойно может быть в месте, где через каждые 40-50 метров баррикада, стоят сожженные машины и автобусы, а революционеры фотографируются рядом со следами от пуль на зданиях.
"Зажатый народ боится слово сказать. И вот тут вам пример, чтобы вы видели, как народ может подняться и сделать свое дело. Нельзя ведь молчать все время. Ведь есть предел устойчивости, терпению...", — рассказывает мой первый знакомый-радикал с Грушевского.
Его зовут Константин, радикалу почти 70 лет. Константина встречаю где-то в ста метрах от передовой, он греется возле импровизированной буржуйки — сваренной из нескольких металлических бочек. На Грушевского сейчас -20. "Я сюда пришел поддержать боевой дух у ребят, здесь и внуки мои, и дети", — говорит он. И просит передать всем белорусам соболезнования по поводу смерти Михаила Жизневского.
"Он также положил голову за нашу свободу... Но знаете, если бы эта кровь не пролилась, может и не получилось бы у нас ничего. Очищение нации всегда происходит через пролитие крови. Это классика".
Константин говорит, что пролитая на Грушевского кровь и смерти активистов — все это было необходимо для победы.
Возле баррикад рядом с Кабмином и стадионом "Динамо" имени Лобановского сейчас людей не меньше, чем на Майдане. Каждый второй вооружен куском арматуры, металлической трубы, бейсбольной битой (говорят, большой дефицит сейчас в киевских спортивных магазинах) или простой деревянной дубиной. Сюда приходят даже целыми семьями вместе с детьми — когда еще увидишь такое в самом центре европейской столицы.
Но на передовую, к рядам тлеющих покрышек, пускают только своих проверенных бойцов и журналистов. Там стоят ящики с "коктейлями Молотова", рогатки и катапульты, здесь и правда опасно — пластиковые пули не убивают, но покалечить могут сильно. Медикам приходится работать все время, несмотря на якобы перемирие.
"Они хотят, чтобы мы ушли в партизаны. Не дождутся, мы будем воевать открыто", — слышу от парня в почерневшем от резиновой копоти некогда белом шлеме. Руки перемотаны то ли бинтами, то ли тряпками. Говорит, что кисти пожег "коктейлями" — разливаются. Рассказывать о себе и тем более представляться он отказывается. Революция хоть и продвинулась вперед, но пока не победила окончательно — все может произойти.
Как и когда она победит окончательно? Ответа на этот вопрос на Грушевского не слышу. Предложение Януковича перетасовать правительство и сделать премьером оппозиционера Яценюка концом революции здесь точно не считают. Мой уже хороший знакомый радикал Константин говорит, что надо ждать внеочередного заседания Рады и "сделать все законным путем".
"Наш президент — он наперсточник. Верить ему нельзя, однозначно. Но вот во вторник состоится заседание Рады. И надо перетянуть на свою сторону регионалов. Они уже колеблются. Надо все сделать законным путем", — говорит мне улыбчивый дедушка Константин и идет в сторону рядов "Беркута", где его внуки разливают бензин в только что привезенную партию пустых стеклянных бутылок.
"Внукам надо помочь, без драки законного пути не получится", — добавляет он.
Возвращаюсь на Майдан, навстречу мне активисты волокут картонные коробки с бутербродами, идут медики с носилками, крепкие парни в респираторах тащат мешки, полные дубин и арматуры. Очевидно, что на Грушевского этим людям намного интереснее, чем на опустевшем Майдане с его выступлениями оппозиции, молитвами и пением гимна. За два месяца бездействия все это опостылело революционерам чуть ли не так же, как президентство Януковича.