Если бы протест не был мирным, вас бы убили — чешский аналитик Ондржей Соyкуп

"Ты весь в крови!" — встретила меня моя младшая сестра. "Ты знаешь, там такое было, что мог и запачкаться", — ответил я. Но это была моя кровь".

Так начинает свою историю чешский журналист Ондржей Соукуп, который в ноябре 1989 года попал в водоворот "Бархатной революции", начавшейся разгоном студенческой демонстрации в Праге и закончившейся свержением коммунизма.

Сегодня Ондржей — известный европейский аналитик, который более 20 лет ездил в Беларусь, следил за событиями и даже освоил белорусский язык.

1 сентября 2020 года, как когда-то наш собеседник, белорусские студенты вышли на улицы, чтобы сказать свое "нет" насильственным действиям властей после разгонов мирных акций протеста. Их тоже избивали, некоторые оказались за решеткой.

В интервью Еврорадио мы вместе с чешским коллегой пытаемся найти ответы на вопросы, что общего и в чем принципиальная разница в историях протестов бывшей Чехословакии, современной Беларуси и Украины? Чего не хватило белорусам в 2020 году для победы и каким бы мог быть немирный протест?

Дубинкой по голове и сотрясение мозга — начало "бархатной революции"

В 1989-м я был слушателем первого курса философского факультета, изучал историю и архивоведение. В принципе, в то время все в основном понимали, что в государстве что-то не так. Было независимое студенческое движение, были какие-то экологические протесты, и я тоже был там.

17 ноября исполнилось 50 лет со дня студенческих демонстраций во время немецкой оккупации Праги. Это важное воспоминание для чехов, потому что одного студента тогда даже убили, а затем были закрыты все университеты. Несколько тысяч студентов забрали в концлагеря.

Мероприятие, посвященное воспоминаниям о тех событиях, было организовано комсомолом и частично этим самым студенческим независимым движением. Я сначала подумал — "ком-со-мол"... Но потом пошел.

Когда дошел до места, где все происходило, уже звучали лозунги: "Долой власть!", "Нам нужна свобода!"

Один из выступающих был профессором университета, а в прошлом — именно из тех студентов, которых еще тогда, за оккупацией, забрали в концлагерь.

Я помню, как он говорил: "Вот мы не пугались и вам тоже не надо пугаться".  

После того как официальная часть закончилась, большинство участников пошло на Вацлавскую площадь. По дороге нас остановили и загнали в ловушку робокопы, начали давить со всех сторон. Мы пытались пробежать через этих омоновцев, но они были с дубинками. Так мне и разбили голову.

Это была пятница, в субботу я был дома. Меня тошнило, потому что я получил сотрясение мозга. В воскресенье мой однокурсник позвонил и сказал, что в понедельник мы не встречаемся на латыни, а идем в центральное здание университета, где начинается забастовка.  

Потом буквально до Нового года мы там жили. Параллельно ездили по всей стране, рассказывали, что происходит, рисовали плакаты…  

Страйк и страх. Как студенты агитировали граждан бастовать

Естественно, первые две недели был страх. Мы понимали, что могла прийти армия. Думали, что будем делать, нужны ли партизанские структуры, и так далее.

Но после забастовки, где-то на десятый день, когда на демонстрацию вышло около полумиллиона человек, я понял, что все закончилось. Это было видно по реакции властей, они были парализованы. Общество было готово к переменам.

Как агитировали? Ну, мне было 18 лет, у меня были длинные волосы. Что я мог говорить людям, которым под 50? В принципе, я говорил, что так дальше нельзя. Мол, давайте потом договоримся, что будем делать, но монополия компартии должна исчезнуть.

Мы были студентами и не разговаривали о каком-то там капитализме, потому что и не знали еще, что это такое. Мы немножко думали, что знаем, что такое демократия, но никакого опыта у нас не было.

Людей, которые нас не слушали, фактически не было, ведь после 1968-го коммунистов, верящих в идею, почти не осталось. Да и вообще, может, за всю свою жизнь я встретил разве что троих, которые в нее верили.

Остальные были оппортунистами, которые ради карьеры, например, вступали в компартию. Многие из них в первые же недели революции сказали: "Забирайте свою карточку, я больше не член компартии". 
 
 

Почему наказали не всех доносчиков и палачей?

До введения советских войск в 68-м нужды в доносах не было. После того как все поняли, что у нас здесь коллаборанты, тогда и пошли доносы: кто-то распространял листовки, кто-то что-то не то сказал…

А в 89-м уже некому было доносить. Были единицы, которые сначала, как, например, директор школы, где училась моя сестра, говорили: "Вы совершаете большую ошибку..." — но фактически было понятно: сил, которые могут начать репрессии против народа, нет.

Что касается наказания за доносы или пытки, за них ответили далеко не все. Люстрация произошла, но проблема в том, что большинство списков КГБ было уничтожено. Правило было такое: если ты есть в этом списке, ты не можешь работать на каких-то государственных должностях. Фактически, вот и всё наказание. Но даже это не всегда работало. В принципе, можно было выдвигаться в парламент, просто это был моветон.

Были суды над сотрудниками КГБ, но это было 20-40 человек максимум, которые пытали людей или уничтожали их имущество. Но опять же, эти суды... Я помню двух следователей КГБ, которые пытали одного барда. Чтобы тот забыл про свою гитару, они тушили о его пальцы сигарету. Так вот, их судили почти 12 лет и, насколько помню, там было условное наказание — никаких жестких репрессий.

Лукашенко сделал всё, чтобы белорусы проснулись

Мне трудно давать какой-то анализ из Праги, но, думаю, было две причины, что белорусы проснулись.

Во-первых, выросло поколение, которое уже не помнит репрессий после, например, 2010 года. И поколение, которое начало жить богаче. То, как выглядел Минск в 2001 году, и как в 2017-м — это две разные истории. Появилось много инициативных людей, которые научились жить без государства.

Ну и то, что произошло во время пандемии... Вся идея власти Лукашенко была в том, что он — батька. Мол, живите, а я здесь всё организую. А тут коронавирус, и он говорит — да ладно, насморк. Гоняй на тракторе — и всё будет хорошо! Социальный контракт "мы не лезем в политику, но государство делает так, как надо" сломался. Люди захотели чего-то другого.

Почему не получилось в 2020-м?

Мне кажется, если сравнивать с нашими событиями 89-го, здесь был другой контекст. Когда уже разрушалась Берлинская стена, в ноябре я еще был уверен, что несколько лет у нас ничего не изменится. Но всё вдруг изменилось уже через три недели. Такая международная ситуация была, да и Горбачев — не Путин.

Мне кажется, главная причина в том, что если у нас средний возраст члена Политбюро был 75 лет, то Лукашенко не 75. Он был уверен, что ничего не изменится. Все чатики, концерты "Вольного хора" — это великолепные инициативы. Они могут помочь, но не могут противостоять режиму, который уверен в своих силах, у которого есть возможность устраивать репрессии и которого поддерживает Россия.  

Украинцы: "Ни одна революция не бывает без крови"

Я не согласен с этой мыслью. У нас получилось без крови, и это была революция.

Украинцы аргументируют свою точку зрения Майданом, но это иная ситуация. В Украине были независимая пресса, свобода слова. Да, коррупция, ведь там много олигархов. Но в парламенте сидела и неприкосновенная оппозиция, которая могла помогать.    

Если вспомнить белорусскую Площадь, там тоже была попытка, но не хватало людей и финансов. В Украине 30 лет всё каким-то образом естественно работало. Они тоже к немирным протестам шли долго. Даже Майдан начинался как вполне мирная акция, а не как революция. Перепрыгнуть эволюционные этапы нельзя. 

Давайте представим немирную революцию в Беларуси

Для успешной революции вам нужно было бы разделить власть. Изолировать от нее тех же силовиков. Но, конечно, всем понятно, что там нужен уже суд, а не договоренность. А что если взять министров — экономистов, финансистов — людей, которые работали бы после победы на власть, и договориться с ними? Нет, Кремль сказал — Лукашенко наш, и каждый, кто пойдет, против, будет иметь проблемы.

Так вот, если бы в Беларуси люди протестовали как в феврале 2014 года в Киеве, боюсь, их бы просто поубивали. Я уверен, что, если бы белорусские силовики не справились, Путин отправил бы в Беларусь свои войска. Началась ли бы раньше полномасштабная война? Возможно, но не будем заниматься конспирологией.

Белорусская эмиграция глазами Ондржея Соукупа

Когда я смотрю на историю послевоенной чехословацкой эмиграции, то вижу, что постоянно одни и те же проблемы. Вы не находитесь в стране, поэтому ваше влияние на происходящее там минимально. Единственное, что можно делать из-за границы, — информировать как граждан своей страны, так и других, включая политиков. 
Также нужно пытаться делать что-то на дипломатическом уровне. Ну и сохранять свои традиции — язык, культуру, знания о произошедшем в 2020-м.

Зеленский опасается, что из-за Израиля забудут об Украине. Белорусы боятся, что о них забыли уже…

Я думаю, что победа Украины сильно помогла бы белорусам, так как это имело бы влияние на события в России. Я боюсь, что, пока Путин жив, шансов, что что-то изменится в Беларуси, мало. Если обратиться к истории чехословацкой эмиграции, она ждала 40 лет. Всё может затянуться — увы, так бывает.

С другой стороны, есть что-то похожее в ситуации в современной Беларуси и Чехословакии после "Пражской весны". В те времена у нас уже почти никто не верил в идею. Режим был построен на репрессиях, ничего позитивного не было. Люди ездили на дачи, не интересовались политикой или, возможно, слушали время от времени Радио "Свобода", но пионеры, комсомол…

Тем не менее потом очень быстро всё рухнуло. Мне кажется, что до 2020 года у Лукашенко была какая-то легитимность. Возможно, даже 30-40 процентов граждан его поддерживало.

Сейчас Лукашенко большинство людей не верят, кто бы что ни говорил. Если появятся какие-то позитивные условия, режим может рухнуть, как и однажды в Чехословакии.