Год назад в этом городе беженцев было больше, чем местных. Как он живёт теперь

Пшемысль — последний мирный город на пути к польско-украинской границе. За Пшемыслем — война.

Год назад сюда приезжали волонтёры из всех стран мира. Французы варили для украинских беженцев польский суп “журек”, американцы подыскивали для них жильё на Airbnb.

Год назад украинцы приезжали сюда “на пару дней”: с одной сумкой и надеждой скоро вернуться домой. Сейчас многие приезжают с чемоданами, но без надежды. Их города оккупированы — или деоккупированы. В обоих случаях это значит, что их дома, скорее всего, разрушены.

Корреспондент Еврорадио отправилась в Пшемысль, чтобы узнать, как живёт маленький город, о котором год назад узнал весь мир.

Вокзал Пшемысля. Пятая платформа. “Я себя счастливее не помню”

На вокзале Пшемысля пять платформ. С первых трёх поезда разъезжаются по всей Польше. Четвёртая и пятая — для поездов в Украину.

Около 9 утра поезд отсюда уедет на Киев, а по пути остановится во Львове. Киев недавно бомбили, и всё равно в очереди на платформе десятки человек — и какое-то радостное оживление. Сверяю свои ощущения с украинцами.

— Это правда. Люди по три часа стоят, их невозможно из очереди выгнать, невозможно уговорить присесть. Так им хочется поскорее домой. Кому-то страшно — но всё равно домой, всё равно с лёгким сердцем, — рассказывают волонтёры.

— Поезда идут переполненные. Даже на Запорожье. Некоторые едут впервые показать детей своим мужьям. Ведь сколько деток родились уже в Польше, их отцы не видели ни разу. Видели только своих беременных жён на вокзале.

Недавно такой же счастливой была Ольга — она ехала домой в Одессу. С ней сын Кирилл и их йоркширский терьер Белла. Через несколько дней Оле придётся начать длительное лечение в датской больнице. Она решила, что если перед этим увидит Одессу, лечение пойдёт легче.

— Когда ехала домой, это был такой адреналин! Я себя счастливее не помню. Въезжаешь в Украину — и везде эти посты с надписями “Україна вітає вас!” А ещё и весна — всё такое красивое, всё цветёт! Так хотелось подольше побыть, но попали на сирены. Все ночи, что были дома, — сплошные сирены, “бабахи”. 

Через пару недель он вернулся домой, в США, сходил в офис — и понял, что больше не может слышать о важных рабочих задачах, которые ставит ему руководство. Важные задачи Джея остались здесь, на польско-украинской границе.

Он уволился — и теперь курирует работу шелтера, который поддерживает американская благотворительная организация Alight. Историю Джея можно почитать здесь.

В шелтере играет музыка, на кухне возится с обедом повар — волонтёр из Колумбии. На стенах — детские рисунки. Большинство детей рисует войну, некоторые — собаку Джея.

— Помню видео, на котором маленькая украинская девочка поёт песню из мультика “Frozen” — “Холодное сердце”. После этого видео всё, о чём я мог думать, — моя сестра и её четырёхлетняя дочь. Я думал: если они когда-нибудь попали в такую ситуацию, как та украинская девочка, вот бы рядом оказался кто-то, кто им поможет.

И раз я надеялся, что кто-то поможет моим близким, значит, сам я должен помочь людям здесь. И вот я здесь.

Сначала Джей волонтёрил в лагере, который разбили внутри торгового центра. Тогда, в первые недели войны, он встречал 15-20 тысяч беженцев каждый день.

— Люди приезжали с двумя маленькими сумочками. Это всё, что у них было. Помню женщину с двумя детьми — одному около пяти лет, другому — около трёх. Она плакала. Я спросил — что случилось. Она ответила: “Куда мне дальше?”

Я сказал: о, вон там — кухня, вы можете подкрепиться. Вам нужно поспать? Сейчас я найду для вас ночлег. Она ответила: нет, нет — куда мне дальше? В какую страну?

Она продолжала плакать, и я понял, что она не хочет делать выбор. Не хочет делать его, потому что так боится сделать неправильный — для себя и для детей. Она хотела, чтобы я сделал выбор за неё.

— Что вы сделали?

— Выбрал Швецию.

Комната в шелтере. “Держим кулачки, молимся и так хотим домой”

Когда мы встретились с Джеем, в шелтере жило только три семьи. Вместе с Ольгой и Кириллом их стало четыре.

— Добридень!

— Hi! Dobryden! — отвечает Джей.

Он провожает ребят в их временную комнату. У комнаты три стены — и одна ширма вместо четвёртой.

— Хочешь помочь? — Джей протягивает мне комплект одноразового постельного белья.

— А что ты будешь делать после войны? — спрашиваю, вправляя одеяло в одноразовый пододеяльник.

Джей не знает.

— Знаю только, что прежняя жизнь больше не кажется важной, — отвечает Джей, заправляя соседнюю постель. — Не думаю, что смогу к ней вернуться.

Волотнёры вносят в комнатку клетку в половину роста Кирилла — для Беллы. В этой клетке уместилось бы десять таких щенков, как она.

— Смотри, какой у тебя большой домик! Смотри? — уговаривает Ольга, но Белла рвётся наружу.

— Когда приехали в Одессу, ребёнок пришёл к бабушке на работу с цветами. Сделали ей сюрприз. Мама так обрадовалась и так разволновалась, что мы запереживали, как бы не пришлось таблетку ей давать, — рассказывает мне Ольга. Мы сидим на нижних ярусах двухспальных кроватей, отгороженные ширмой от остальных жителей хостела. Какая-никакая приватность. — Так хотелось подольше побыть дома — но каждый день сирена. Ребенок говорит мне: мама, у нас ракета в семи метрах от окна пролетела! Конечно, семи метров там не было. Просто он испугался, потому что не успел привыкнуть.

Мы уехали в прошлом марте — уберегли его психику. Я знаю, что люди привыкают. Мы из-за этих сирен две ночи не спали, а они в убежища уже вообще не ходят. Детки шутят: да этот взрыв не страшный, это наше ПВО работает! Но это ненормально. Дети не должны такое знать.

Но для кого-то уехать — ещё страшнее, чем так жить. Моя подруга не смогла оставить мужа. Для неё было проще привыкнуть к обстрелам, но оставаться под его защитой, чем оформлять “международную защиту” в какой-то чужой стране.

Кирилл играет с Беллой через прутья клетки. Пытается задобрить её чем-то вкусным, но Белла не ведётся и требует её выпустить. Кирилл сдаётся и забирает её на кровать.

— Сын не хочет жить в Дании. Я знаю семьи, которые привыкли, которые устроились, хотят остаться. А мы держим кулачки, молимся и так хотим домой.

“И военные уговаривают: оставайтесь, тогда нам будет проще защищать Украину”

— Я не знаю человека в Пшемысле, который бы не помогал, — говорит Игорь Горькив, глава пшемысльского отделения Объединения украинцев в Польше. Игорь родился в Польше, но он — этнический украинец и говорит со мной по-украински.

Мы разговариваем в огромном театральном зале, обитом резными панелями. Год назад в этом зале стояло 80 кроватей.

— Помню, как здесь на кроватях сидели женщины из Кривого Рога и других восточных городов и говорили: мы на пару дней. Мы скоро вернёмся домой. И их уговаривали: оставайтесь в Польше, здесь безопаснее. И военные уговаривают: оставайтесь, тогда нам будет проще защищать Украину.

Год назад был момент, когда в Пшемысле было больше беженцев, чем местных жителей. Да, сейчас такого нет, и всё же каждые сутки из Украины приезжает около полуторы тысяч человек. Мы говорим с этими людьми и знаем: им некуда возвращаться.

Сейчас при объединении работает хостел. Каждый день в нём заполнено 40-50 мест. Обеды для них готовят на небольшой кухоньке, которая здесь же, в здании консульства. Украинка Оксана живёт в Пшемысле 28 лет и работает на этой кухне с первых дней войны.

— Сегодня будет суп из брокколи и макароны с соусом — такие, как спагетти. Меню я сама пишу на день вперёд. Иногда нам говорят — люди того и того не едят, потому что у украинцев всё же другие пищевые привычки. Ну, тогда стараемся этого не варить. Например, в Польше помидорный суп — это суп “номер один”. А украинцам он не нравится. Вот журек иногда варим, но тоже нечасто.

— За год волонтёрства были истории, которые вас тронули особенно сильно?

— Не спрашивайте, пожалуйста, об этом, потому что я начну плакать.

За этот год через Пшемысль проехали сотни тысяч беженцев из Украины. Остались здесь только 8 тысяч — и это довольно много для городка с населением в 60 тысяч человек.

— Но для города это хорошо, — говорит Игорь Горькив. — Раньше у Пшемысля была проблема: многие молодые люди выезжали отсюда в другие города Польши. А сейчас Пшемысль стал центром помощи Украине.

Этот год изменил город. Здесь побывали сотни волонтёров и журналистов из разных стран мира — Мексики, Бразилии, Канады, Австралии. Много людей за это время увидело небольшой городок Пшемысль.

Я задаю Игорю тот же вопрос, который задавала Джею, который задам ещё многим другим волонтёрам: какая помощь нужна беженцам теперь? И все они отвечают одинаково: нужно всё то же, что и год назад. Ничего не изменилось — ни кризис, ни война не закончились.

“Иногда из багажа — один пакетик с документами”

Наталья Ворожко приехала в Пшемысль прошлой весной — но каждые выходные уезжает домой, в Украину. Она живёт всего в 14 километрах от границы, а работает в американской гуманитарной организации Alight.

Alight помогает гражданским людям, которые пострадали от войны или стихийных бедствий. Раньше Alight помогала странам Азии и Африки. Впервые помощь понадобилась в Европе.

Сейчас сотрудники Alight работают в красивом минималистичном офисе недалеко от вокзала. На стенах — фотографии. Они напоминают, что год назад работа была совсем другой.

— Тогда многие организации работали здесь в формате быстрой помощи. Нужны одеяла? Едем за одеялами. Нужна еда? Едем за едой. Рядом с нами работали волонтёры со всего мира.

Люди тогда ехали через Пшемысль такими растерянными. Иногда из багажа — один пакетик с документами. И дети на руках.

Наша организация помогала им снимать временное жильё. Например, Германия говорит: мы готовы принять столько-то человек. Но где их разместить? Alight давала деньги на бронирование жилья на Airbnb. И люди могли бесплатно целый месяц жить в этих арендных квартирах.

Финансирование этого проекта закончилось в августе, но начали работать с другим — Uniting for Ukraine. Это государственная программа, основанная Джо Байденом. Благодаря ей украинцы имеют возможность на 2 года выехать в США без визы. А в офисе в Пшемышле помогают с покупкой билета и поиском жилья и работы.

— Люди решаются на такую поездку, потому что не надеются вернуться?

— Потому что им некуда возвращаться, — говорит другая сотрудница организации — Наталья. — Уехать так далеко соглашаются только молодые одинокие люди или полные семьи. Но те семьи, у которых мужья, отцы остаются в Украине, такие решения принимать не готовы.

Сама Наталья уехала из дома прошлым летом. Она из города Сумы на востоке Украины.

— Выходит, застали оккупацию? — подсчитываю.

— В Сумы россияне вошли в первый же день, но через несколько дней их выгнали из города. Область была оккупирована, но в городе их не было. И в том числе благодаря тому, что местные объединились и сами начали защищаться. В каждом селе люди организовывали патрули, эвакуировали своих жён, если россияне подходили близко к селу. Спасали трактора, прятали их в лесу. Почему трактора? Потому что россияне жгли всё, что видели.

Через мой район они прошлись до Чернигова, потом — до Киева. А через месяц прошли назад. Очень много городов и деревень разбиты и до сих пор не отстроены. Кто-то погиб. Кто-то пропал и до сих пор не найден.

Сейчас на границе постоянно что-то происходит. Тревоги, диверсии, обстрелы. Но оккупации, слава Богу, нет.

Поезд “Пшемысль-Киев”. “Бедные люди”.

Вот-вот с пятой платформы отправится поезд на Киев. Раньше, чем пограничники начинают паспортный контроль, начинается дождь. Никто не расходится, волонтёры разносят дождевики.

— Берите-берите! А то одежда промокнет, помнется. Приедете, а люди скажут: что это? Это так в ваших Европах ходят? — смеется соседка по очереди.

Поезд уже пригнали на пути, где-то через час он пересечёт границу. Телефоны всех, кто стоит сейчас в очереди, поймают украинский “Водафон”.

— А вы часто домой ездите?

— Второй раз за год. Часто нельзя — могут лишить статуса дополнительной защиты. Но мне кота надо вывезти. Оставили у соседей старичка нашего. А жалко, ещё маленьким брали. Девять лет с нами прожил.

А вы — часто?

Рассказываю, что я из Беларуси. Женщина, которая предлагала мне дождевик, выходит во Львове. Когда говорю про Беларусь, она вспоминает:

— Мы в первый день очень испугались, что на наш Львов из вашего Бреста танки поедут. Совсем ведь близко.

А потом вздыхает и говорит:

— Бедные люди.

— Кто бедные? — переспрашиваю.

— Ну, кто? Вы, белорусы. Бедные люди.

* * *
Сразу за Пшемышлем — война. Львов кажется мирным городом только тем, кто выезжает через него из центральных и восточных областей Украины. Но первое, что видишь на львовском вокзале, когда въезжаешь из Польши — молодых людей в военной форме.

— Они оттуда или туда? — спрашиваю у местного.

— Сейчас посмотрим.

Смотрит.

— Туда. Потому что говорят тихо. Значит, контуженых нет. Оттуда приезжают другими.